Асаль (мед, нектар)
***
Далекая, далекая, родная.
Асаль была обещана не мне.
Багдадским шелком в сердце проникая,
Она шептала что-то мне во сне.
И каждый раз у сада проезжая,
Арабской вязью видел на стене -
Бежит, смеется – рыжая, босая.
И роза чайная в ее дрожит руке.
Восточная, загадочная женщина -
Дороже всех сокровищ Алладина.
Прохлада темно-синего платка.
И сорок кос, как сорок змей дрожащих.
И бирюза ее колец блестящих.
Нектар сладчайший в глубине цветка.
1.
Далекая, далекая, родная -
В стране прекрасной, где цветет миндаль.
Лепешку, в воду ручейка макая,
Прикрыв глаза от солнца, смотрит в даль.
Над водопадом дом ее просторный.
И горьких трав целительный настой.
Платан у дома – богатырь огромный.
Шатер небес прозрачно-голубой.
Тянь-шаня чистота и отстраненность.
И тишина, и снежных бурь суровость.
У ледника – тюльпаны по весне.
Прозрачный воздух, пряный и пьянящий.
Пес у калитки грозный и неспящий.
Асаль была обещана не мне.
2.
Асаль была обещана не мне.
Мираж любви, глоток воды в пустыне,
Наездница на золотом коне.
Горчащий дым серебряной полыни.
Я не роптал, я принимал, как есть,
Ее стихов задумчивую нежность,
Ее ветров пленительную весть.
И нашей встречи дар и неизбежность.
Старинных сказок пересказ простой.
Арабской флейты шепот колдовской. -
Далекая, далекая, родная.
Пуглива словно лань, как барс ловка.
Она поет под лепет тростника,
Багдадским шелком в сердце, проникая.
3.
Багдадским шелком в сердце, проникая…
Мед диких, горных и свободных пчел…
То в жар, то в холод слез меня бросая - -
Все лучшее, что в жизни я обрел.
Ее молчанье, голос серебристый.
Мой добрый дух лавандовых лугов.
Взгляд осторожный, теплый, бархатистый.
Певучий шелест непонятных слов.
Где спелые молочные туманы
И сонных маков алые поляны,
Кузнечики в мелиссовой траве.
Там, облаков кочуют караваны
В иные измерения и страны,
Она шептала что-то мне во сне.
4.
Она шептала что-то мне во сне.
Сто тысяч снов, как сотни тысяч сказок.
Жемчужины на желтом, рыхлом дне.
И светлячки в хрустальных, древних вазах.
Но долго я ее не мог понять,
Считал фантазией простые песни.
Смеясь лишь только был готов принять
Иных миров « сомнительны вести»
Да, странной мне ее казалась речь,
Что так могла спокойно, плавно течь,
Усталый разум, бережно лаская.
Но вспоминал ее я на заре
И вечерами сидя на скале,
И каждый раз у сада проезжая.
5.
И каждый раз у сада проезжая,
Я ожидал нечаянных с ней встреч.
Все то, что мог, но не хотел сберечь.
Далекая, далекая, чужая.
В ущельях моих старых представлений,
В пещерах моей сумрачной души,
Где чувства прячутся, как утки в камыши,
Где пауки живут моих сомнений,
Я знал всегда – от женщин мало толка.
Они теряются – в сухой траве иголка.
И только помнил - истина в вине.
Они, как горные и пенные лавины.
И в бедах человечества повинны -
Арабской вязью видел на стене. -
6.
Арабской вязью видел на стене -
Она читает древние талмуды.
И застывают годы и минуты.
А дух ее в стремительной ладье
Проносится по грозовым морям,
Глубины древних знаний рассекая…
Но на Луну смотрел я, не мигая.
И в сакле горной свой курил кальян.
И омраченным разумом смеясь,
Но все ж на красоту ее, дивясь.
О ней, как о ребенке вспоминая.
Воздушный, однодневный мотылек –
Его уносит Времени поток.
Бежит, смеется – рыжая, босая.
7.
Бежит, смеется – рыжая, босая.
Вот бродит утром рано вдоль реки.
Из летних трав плетет себе венки,
Пса Аллабая свистом подзывая.
По каменистым тропам, вдоль обрыва,
Крадется за бодливою козой.
Готовит плов с шафраном и айвой
Для старика отца. Всегда игрива.
В ручье плескаться для нее отрада.
Под сенью голубого винограда,
Рисует что-то вечно на песке.
Она по именам все звезды знает.
Им, как подругам весело кивает.
И роза чайная в ее дрожит руке.
8.
И роза чайная в ее дрожит руке.
Любил прилечь я у костра под вечер,
И старика отца послушать речи.
Его легенды - жемчуг в сундуке.
Он долго жил и очень много знал.
Седой, спокойный, бесконечно мудрый.
Все заклинанья, мантры знал и сутры.
И небеса вечерние читал.
Но говорил о женщинах смеясь:
- «Никто не знает их, мой светлый князь!
Она всегда проста и переменчива -
Предутренний напев перепелов
И колокольчики задумчивых коров –
Восточная, загадочная женщина.
9.
Восточная, загадочная женщина.
Всегда в избытке этого добра!
Вот выйдет замуж, будет обеспечена.
Рабыней станет пыльного двора.
Она - Богами древними хранима.
Мудра - с природой трепетная связь.
Огонь, вода… и ни один мужчина
Пройти не сможет, где она прошлась.
Нам без нее сомненье и тоска.
И смерть от одиночества близка.
С ней не страшны разлука и чужбина.
Надежда и спасение глухим.
Прощение и оберег слепым.
Дороже всех сокровищ Алладина
10.
Дороже всех сокровищ Алладина.
Истлеет золото и заржавеет сталь.
И потускнеет оникс и янтарь.
В ее руке целительная сила…»
Жизнь сохранять – великая есть сила.
Я женщин не берег и не ценил.
Мужской лишь только дружбой дорожил,
Но чувствовал – она меня любила.
Да, был я равнодушным и холодным.
Хотел быть одиноким и свободным,
Как трепет потускневшего листка.
Я думал – впереди еще так много!
И светлою казалась мне дорога
Прохлада темно-синего платка.
11.
Прохлада темно-синего платка.
В краю благословенном и суровом.
Ты понимала взгляд и полу-слово,
Но слишком для меня была проста.
Твой ослик у задумчивых ракит.
На белом шелке – спеют абрикосы.
Цветущий хмель и залетают осы
Коснутся невзначай твоей руки.
Ах, сладко перепелочка поет!
И роза лучших дней в душе цветет –
Средь трав, поющих, под Луной, звенящих.
Миндальные и карие глаза.
В них полыхали нежность и гроза.
И сорок кос, как сорок змей дрожащих.
12.
И сорок кос, как сорок змей дрожащих…
Прости-прощай! – ударами хлыста.
Не видеть б лучше этих глаз молящих,
Не слышать плач висящего моста.
За мною крался шелест сожаленья.
И ноша вдруг мне стала тяжела.
Не избежал любовного томленья –
Все чудилось – она меня звала!
Но сердце заглушив, все дальше шел.
Что потерял? И что в пути обрел?
Среди холодных, темных глаз сверлящих?
Я их не помню. Все в одно слилось.
Комком кровавым в горле запеклось.
И бирюза ее колец блестящих.
13.
И бирюза ее колец блестящих.
Я жаждал славы, денег и утех.
И женщин томных, страстных «настоящих».
Что кутают порок свой в легкий мех.
Но сколько бы не пил, я жаждал снова.
Среди распутства, воровства и лжи –
Я стал ценить лишь дружеское слово
И разума холодные ножи.
Покрылся мир предательским туманом.
За новой гнался страстью и обманом.
Так лижут грязь с базарного лотка.
До рвоты, до истерик бичеванья,
К себе манил я новые страданья.
Нектар сладчайший в глубине цветка.
14.
Нектар сладчайший в глубине цветка…
Я поседел. Стал стариком до срока.
Но в Индии прекрасной и далекой,
Хотел хлебнуть прощального глотка.
Средь гор угрюмых мраморный чертог,
А в нем рисунки магов и пророков.
Там, числа, схемы, лабиринт истоков.
И Время отступает за порог…
Я в ужасе увидел, что гранит
Знакомый облик бережно хранит.
Далекая, далекая, чужая…
Миндальные и карие глаза.
В них полыхали нежность и гроза
Далекая, далекая, родная.
Альфа
https://samizdatt.net/?newsid=29013
