Это переводчик примерно гекзаметром и ведёт . как может. Дополнительные усилия. чтоб уж всё зарифмовать. он не проявил. Тут надобно сразу два качества.. китайскую грамоту и дар поэзии.
(192—232) — древнекитайский поэт, один из наиболее известных поэтов своего времени. Второе имя — Цзы-цзянь, известен также как чэньский князь Сы. Сын Цао Цао и брат императора Цао Пэйя. Автор знаменитой оды «Фея реки Ло» («Ло шэнь фу»)
Фея реки Ло
Поэма посвящена неожиданной встрече поэта с прекрасной нимфой, вспыхнувшему в поэте сильному чувству, и печали расставания с призрачной женщиной-мечтой.
Лирическая поэзия Цао Чжи лишена придворной помпезности. Воспевал воинскую доблесть, бессмертие человеческих дел, любовь и дружбу, выступал за «гуманное правление». Многие его юэфу повествуют о принесенных войной бедствиях, о бренности бытия. Стихи о «путешествиях к небожителям» связаны с общим тогда увлечением даосскими магией и медитацией. Среди многожанрового наследия – оды, стихи, гимны, подражания народным песням, славословия, эпитафии, рассуждения и др. Цао Чжи был стремительным человек с недостатком самодисциплины. Он также имел сильную приверженность к алкоголю...и умер в возрасте 40 лет.
Тао Юаньмин (365-427) - один из первых по времени в ряду великих китайских поэтов. Творчество Тао Юаньмина, синтезировало поэтические достижения по крайней мере одного предшествующего тысячелетия, указало путь и послужило образцом танским и сунским поэтам VII-XVIII веков. Трудно найти в долгой истории китайской литературы стихотворца подобного влияния: Тао Юаньмин оказался на подступах к новому подъему поэзии в роли необходимого ей вдохновителя.
Чиновник Тао Юаньмин порвал с благополучием того круга, к которому он предназначен был по рождению, "о роскошной забыл булавке", которой закалывается чиновничья шапка, и ушел к людям "с простыми сердцами". Вся великая его поэзия об этом.
Китайская лирическая поэзия есть прежде всего поэзия мысли, поэзия раздумий о существе человеческой жизни. В истории Китая обстоятельства, как правило, не допускали женщину к длительному участию в больших и малых делах страны и не позволяли ей развиться до уровня тех, кто создавал насыщенную идейную атмосферу китайского общества.
Этим в значительной мере объясняется место мужской дружбы в китайской лирике на протяжении веков. В беседе с другом, в письме к другу, в ответе ему и посвящениях поэт полнее всего высказывает свой взгляд на мир.
В мире жизнь человека не имеет корней глубоких. Упорхнет она, словно над дорогой легкая пыль. И развеется всюду, вслед за ветром, кружась, умчится. Так и я, здесь живущий, не навеки в тело одет... Опустились на землю - и уже меж собой мы братья*: Так ли важно, чтоб были кость от кости, от плоти плоть? Обретенная радость пусть заставит нас веселиться,- Тем вином, что найдется, угостим соседей своих! В жизни время расцвета никогда не приходит снова, Да и в день тот же самый трудно дважды взойти заре. Не теряя мгновенья, вдохновим же себя усердьем, Ибо годы и луны человека не станут ждать!
* * *
Послушная ветру сосна на высоком обрыве - Прелестный и нежный, еще не окрепший ребенок. И лет ей от силы три раза по пять миновало; Ствол тянется в выси. Но можно ль к нему прислониться? А облик прекрасный таит в себе влажную свежесть. Мы в ясности этой и душу провидим и разум.
ЗА ВИНОМ
Я поставил свой дом в самой гуще людских жилищ, Но минует его стук повозок и топот коней. Вы хотите узнать, отчего это может быть? Вдаль умчишься душой, и земля отойдет сама. Хризантему сорвал под восточной оградой в саду, И мой взор в вышине встретил склоны Южной горы. Очертанья горы так прекрасны в закатный час, Когда птицы над ней чередою летят домой! В этом всем для меня заключен настоящий смысл. Я хочу рассказать, и уже я забыл слова...
* * *
Хризантемы осенней нет нежнее и нет прекрасней! Я с покрытых росою хризантем лепестки собрал И пустил их в ту влагу, что способна унять печали И меня еще дальше увести от мирских забот. Хоть один я сегодня, но я первую чару выпью. А она опустеет - наклониться кувшин готов. Время солнцу садиться - отдыхают живые твари. Возвращаются птицы и щебечут в своем лесу. Я стихи распеваю под восточным навесом дома, Я доволен, что снова жизнь явилась ко мне такой!
* * *
Забрезжило утро,- я слышу, стучатся в дверь. Кой-как я оделся и сам отворять бегу. "Кто там?" - говорю я. Кто мог в эту рань прийти? Старик хлебопашец, исполненный добрых чувств. Принес издалёка вино - угостить меня. Его беспокоит мой с нынешним веком разлад: "Ты в рубище жалком, под кровлей худою живешь, Но только ли в этом судьбы высокий удел! Повсюду на свете поддакивающие в чести. Хочу, государь мой, чтоб с грязью мирской ты плыл!" "Я очень растроган участьем твоим, отец*, Но я по природе согласья и не ищу. Сторонкой объехать пусть даже не мудрено, Предав свою правду, я, что ж, не собьюсь с пути? Так сядем покамест и долг отдадим вину. Мою колесницу нельзя повернуть назад!"
ГУЛЯЯ С ДРУЗЬЯМИ ПОД КИПАРИСАМИ МОГИЛ СЕМЬИ ЧЖОУ
До чего же сегодня ясно небо и светел день. Чистый голос свирелей и напевные звуки струн. Опечален теми, кто под сенью могильной спит, Разве можем при этом уходить от веселья мы? И свободная песня здесь творится из новых слов. И вино зеленое здесь рождает на лицах смех. Ничего я не знаю о заботах, что завтра ждут, И уже моим чувствам до конца отдаюсь теперь.
ПОМИНАЛЬНАЯ ПЕСНЯ
Если в мире есть жизнь, неизбежна за нею смерть. Даже ранний конец не безвременен никогда. Я под вечер вчера был еще со всеми людьми, А сегодня к утру в списке душ уже неживых. И рассеялся дух и куда же, куда ушел? Оболочке сухой дали место в древе пустом... И мои сыновья, по отцу тоскуя, кричат, Дорогие друзья гроб мой держат и слезы льют. Ни удач, ни потерь я не стану отныне знать, И где правда, где ложь, как теперь смогу ощутить? Через тысячу лет, через десять тысяч годов Память чья сохранит нашу славу и наш позор? Но досадно мне то, что, пока я на свете жил, Вволю выпить вина так ни разу и не пришлось!
* * *
Прежде было ли так, чтоб напиться я вдоволь мог, А сегодня вино здесь нетронутое стоит. На весеннем вине ходят пенные муравьи. Я когда же теперь вновь испробую вкус его? И подносов с едой предо мною полным-полно. И родных и друзей надо мной раздается плач. Я хочу говорить, но во рту моем звуков нет. Я хочу посмотреть, но в глазах моих света нет. Если в прежние дни я в просторном покое спал, То сегодня усну я в травой заросшем углу... Так я в утро одно дом покинул, в котором жил, Дом, вернуться куда никогда не наступит срок!
* * *
Все кругом, все кругом заросло сплошною травой. И шумят, и шумят серебристые тополя... Когда иней суров и девятый месяц настал, Провожают меня на далекий глухой пустырь... Ни в одной стороне человеческих нет жилищ, И могильный курган возвышается, как утес. Кони, в грусти по мне, прямо к небу взывая, ржут. Ветер, в грусти по мне, скорбно листьями шелестит... Тихий темный приют лишь однажды стоит закрыть, И на тысячи лет распрощаешься ты с зарей. И на тысячи лет распрощаешься ты с зарей, Величайший мудрец не сумеет тебе помочь... Было много людей, проводивших меня сюда, Поспешивших затем воротиться - каждый в свой дом. Но родные мои, может быть, и хранят печаль, Остальные же все разошлись и уже поют... Как я смерть объясню? Тут особых не надо слов: Просто тело отдам, чтоб оно смешалось с горой!
Однажды женщине приснился сон, что за прилавком магазина стоял Господь Бог. — Господи! Это Ты? — воскликнула она с радостью. — Да, это Я, — ответил Бог. — А что у Тебя можно купить? — спросила женщина. — У меня можно купить всё, — прозвучал ответ. — В таком случае дай мне, пожалуйста, здоровья, счастья, любви, успеха и много денег. Бог доброжелательно улыбнулся и ушёл в подсобное помещение за заказанным товаром. Через некоторое время он вернулся с маленькой бумажной коробочкой. — И это всё?! — воскликнула удивлённая и разочарованная женщина. — Да, это всё, — ответил Бог. — Разве ты не знала, что в моём магазине продаются только семена?
Сообщение восстановлено автором 07.02.2020 в 17:43.
Танский поэт Ван Вэй Мо цзе (701-761) не оставил своей автобиографии, даже основные события его жизни не вполне ясны, и нередко становятся предметом споров и противоречивых истолкований. Его отец принадлежал к старинному и влиятельному роду, хотя и не занимал высоких постов в чиновной иерархии. Местом рождения поэта средневековые хроники называют городок Ци ( в провинции Шаньси на северо-западе Центрального Китая). Мать Ван Вэя, происходившая также из «учёного сословия» - основной прослойки чиновничества, - была убеждённой буддисткой, ученицей чаньского наставника Пуцзи. Поэтому вполне вероятно, что детские годы поэта прошли в буддийском монастыре. В 717 г. он блестяще прошёл предварительную экзаменационную проверку и стал кандидатом на учёную степень и государственную должность от столичного округа. Писать стихи начал в 16 лет и сразу получил широкую известность.
В 721 г. он сдаёт государственные экзамены и получает высшую учёную степень цзиньши. Перед ним открывается блестящая карьера, ему покровительствует принц Ли Фань, его высоко ценят не только как поэта, но и как художника и музыканта. Человек выдающихся способностей, Ван Вэй проявил себя не только в стихах, но и в музыке, каллиграфии и живописи. Он написал множество прекрасных стихов на различные темы. Его стихи о природе были положены на музыку, а некоторые из его стихов легли в основу картин. Более поздние поколения почитали Ван Вэя как «поэта живописи».
Попав в опалу, он провел несколько лет в Цзичжоу, где его поэтический талант развился в полную силу. Он купил усадьбу на реке Ванчуань поблизости от столицы, раньше принадлежавшую известному поэту VII в. Сун Чживэню. В этой усадьбе родился прославленный поэтический цикл Ван Вэя «Река Ванчуань"
Река Вэнчуань
В 734 году опала кончилась и Ван Вэй занимает высокие государственные посты, но в 737 году снова опала. Во время мятежа военачальника Ань Лушань Ван Вэй был заключен в тюрьму, после подавления мятежа был прощен, занимал высокие государственные посты. Умер в 761 году Всего им было написано около 400 стихотворений
В ГОРАХ ЧЖУННАНЬ
Вершины Тайи с Небесной Столицею рядом. Отрогов гряда до самого моря легла. Назад поглядишь — сошлись туч седые громады; Посмотришь вперёд — сокрыла даль синяя мгла... Срединный хребет "подзвёздные области" делит, Здесь — сумрак, там — свет, долин сходных не нахожу... Хочу поискать жилья и убогой постели. Пойду за ручьём о том дровосека спрошу...
ОСЕННИЕ СКЛОНЫ ТЕРЯЮТ ЗАКАТНЫЙ ЦВЕТ
Осенние склоны теряют закатный свет. Отставшие птицы — за стаей — тревожной душой. Густеет туман, растёт, растекаясь, вослед… Но вспыхнет листва, ускользающей, лисьей, красой.
ПОТОК, ГДЕ ПОЕТ ПТИЦА
Живу я один на свободе, Осыпались кассий цветы. Вся ночь безмятежно проходит... Весенние горы пусты. Но птицу в горах на мгновенье Вспугнула, поднявшись, луна: И песня ее над весенним Потоком средь ночи слышна.
СРЕДЬ НЕРАВНЫХ ВЕРШИН...
Средь неравных вершин на проталине снежной в ночь С одинокой свечой из иной страны человек.
Отдвигается вдаль кость от кости, от плоти плоть, И на месте родных верный спутник - мальчик-слуга.
Где же силы терпеть эту в вечных скитаньях жизнь? С наступлением дня начинается новый год.
ВЕСЕННЕЙ НОЧЬЮ В БАМБУКОВОЙ БЕСЕДКЕ ПОДНОШУ ШАОФУ ЦЯНЬ ЦИ, ВОЗВРАЩАЮЩЕМУСЯ В ЛАНЬТЯНЬ
Ночь тиха. Сквозь непроглядный мрак
Где-то слышен Только лай собак.
Мне завидно: В хижине своей
Ты живешь Далеко от людей,
Собираешь травы Поутру,
Презирая Власти мишуру.
НАПИСАЛ НА РЕКЕ ФАНЬШУЙ В ДЕНЬ "ХОЛОДНОЙ ПИЩИ"
У предместья Гуанъучэн Я встречаю конец весны. Вытираю слёзы платком – Путник – в сумраке тишины. Опадающие цветы Успокоили горных птиц, Тени странствующих людей В тень деревьев погружены.
НАВЕЩАЮ МОНАСТЫРЬ СЯНЦЗИСЫ
Не могу отыскать Аромата Сгущённого Храм. Сколько ли мне блуждать по заоблачным этим горам? Глушь лесов вековых — человеческих троп не найти; Колокольный звон тих — непонятно откуда летит... Еле шепчет родник под навалом громадных камней; Свет, что в чащу проник, стал в зелёной сени холодней... Вечереет... Вот он: за излучиной тихий затон. Тут спокойствием «чань» усмирён «ядовитый дракон".
ОСЕННИЕ МЫСЛИ
1. Ночной ветерок, залетевший в окошко, Колеблет халат мой устало. Часы водяные звучат потихоньку, И звуки их медленно тают. Луна перешла за Небесную реку – И сразу прохладнее стало. Сорока пугает осенние клёны – И лисья быстрей облетают. 2.
На пруду, у старого дворца, Появились голубые волны. Зной спадает. В грусть осенних дум Снова погружаюсь я безмолвно. Этой ночью дождик моросил – Не оставил на дорожках пыли. И в жемчужных капельках росы Лотосы весь пруд заполонили.
Чтобы описать сосну, — говорил Басё, — нужно учиться у сосны, чтобы описать бамбук, нужно учиться у бамбука. Прекрасное тогда истинно, когда лишено своего, личностного». Но как можно учиться у сосны? — удивится европейский читатель. - Нужно стать сосной, - ответит поэт прошлого, - настроиться на тот же лад, на тот же ритм, и уловишь дыхание дерева, почувствуешь, что оно ощущает....
Деревья ночью
Поздно ночью деревья собираются в дорогу, в тайном сговоре долго-долго собираются в дорогу,
почти каждую ночь собираются в дорогу, крепко врастая корнями в землю.
Куда они пойдут? Не знают и не желают знать. Уйти — желание всей их жизни. И этой ночью деревья собираются в дорогу…
Дата рождения: 30.01.1907, префектура Фукуи, остров Хонсю, Япония
Дата смерти: 17.08.1965 Возраст (58), Тиба, остров Хонсю, Япония
ШКОЛА ДЕРЕВЬЕВ, 1950г.
Прожилки на листьях
Я рисовал с натуры листья деревьев и был поражен красотой прожилок. Мне хотелось срисовать их красоту.
Я потратил много труда, и все же листья в прожилках, скопированных так дотошно, выглядели безобразно.
Мне было десять лет в ту пору, а кажется, это было совсем недавно... С того дня прошло тридцать с лишним лет!
И вот через тридцать с лишним лет я опять поражен красотой прожилок на листьях, поражен быстротою и краткостью прожитых мною тридцати с лишним лет!
Изумленно разглядывая прожилки на листьях, я невольно вспоминаю во всех деталях безобразие прожитых мною тридцати с лишнем лет, так похожих на тот безобразный детский рисунок.
Метаморфозы неба
Небо больному показывает разные картины: то яхту, то холодильник, то смешного червячка, то белую корову, священную корову индуистов. Потом - нелепую тросточку с крыльями, сверкающую пустую раковину, потом - библейское сражение. Потом...
На небе написаны стихи, нарисована голая натурщица, мчатся лошади Делакруа, видны кровавые плевки... Но сколько не жди - ангела не увидишь.
Окно
Открой окно поскорее! Комната в пепле табака и разговоров. Открой его вместе с окном в мое сердце!
В комнату сердца гости не заходили, она долго была закрыта, и воздух в ней застоялся.
Я начал писать рассказы о послевоенной японской действительности, опираясь на видение, захватившее мое молодое воображение, именно видение, говоря словами Шкловского. Место и время действия моих рассказов постоянно возвращались к горному району Японии дней войны.
Позже главной темой моих произведений стала послевоенная жизнь в огромном японском городе, владеющее человеком состояние отчужденности, не позволяющее ему идентифицировать себя. Я ощущаю себя именно таким человеком. Роман «Объяли меня воды до души моей» представляет собой попытку перешагнуть через самого себя, потому что я именно такой человек. Это итог всего написанного мной до сих пор о положении нашей страны, которая в политическом, экономическом и культурном отношении дошла до последнего рубежа.
Писать я учился у русской литературы. Разумеется, не я один. Японская литература нового времени и современная литература в целом учились и продолжают учиться поныне у русской литературы. Родоначальник современной японской прозы Фтабатэй Симэй, превратив русский язык Тургенева в японский язык, заложил основы стиля современной прозы.
Каким огромным открытием для меня, проведшего детство в глухой провинции времен войны, в горной деревушке, отрезанной от всего мира, был Достоевский! Можно, разумеется, сомневаться, мог ли мальчик понять Достоевского. Скорее всего, ему удалось уловить всего лишь один-два наиболее простых голоса из полифонии Достоевского, о которой писал Бахтин. Но это был подлинный голос Достоевского.
Из «Братьев Карамазовых» я выбрал эпизод об Алеше и детях и сам выпустил книжку «„Братья Карамазовы“ для детей». Это была первая в моей жизни литературная работа, и я с гордостью вспоминаю о том, что эта книжка пользовалась огромной популярностью среди моих приятелей — ребят нашей горной деревушки.
С тех пор Достоевский стал одним из самых необходимых мне писателей. Опираясь на Достоевского, я смог впоследствии встретиться с французской, немецкой, а затем и американской литературой. Японский юноша начал читать Сартра, Томаса Манна, Фолкнера — литературу, укоренившуюся в иных культурных традициях. И рядом с ним всегда, как учитель, стоял Достоевский. Так я готовился к писательству. И, уже став писателем, я всегда старался урвать несколько недель в году, чтобы почитать Достоевского и обновить этим жизненные силы своей писательской души.
Далее Толстой. Я должен сказать, что считаю своим учителем и Толстого. Постигая искусство отстранения Толстого, на которое указывал Эйхенбаум, я научился многому.
Я как-то читал лекцию, в которой рассказывал, как Пьер Безухов попадает, подобно бродячему комедианту, из высшего петербургского света в ад, в провинциальную деревушку, в низшие слои общества. Эта лекция наряду с анализом «Войны и мира» рисовала многогранный портрет России того времени.
Я неоднократно писал о том, что Булгаков помог мне выработать силу воображения. Одним словом, я очень многому научился у мира, где господствует русский язык, но говорить об этом можно без конца. Мне остается лишь надеяться, что читатели сами заметят то влияние, которое оказала на меня русская литература, а также русское литературоведение 20-х годов.
Мои произведения — это произведения, написанные японцем, и, следовательно, моя задача заключается в том, чтобы создать портрет Японии. Создать портрет Японии и японцев в свете человеческих взаимоотношений в их универсальности — вот к чему я стремлюсь, вот моя главная задача как писателя.
Я безмерно рад, что мой роман будут читать люди, для которых русский язык — родной. Я сердечно благодарю всех, кто участвовал в выпуске этой книги, и хочу подчеркнуть, что воспринимаю ее как послание японца, который уже многие годы учится у русской литературы.
Годы жизни 701—762/763 г. Известный как «бессмертный в поэзии», Ли Бо принадлежит к числу самых почитаемых поэтов в истории китайской литературы и считается одним из крупнейших мировых поэтов, стоящим в одном ряду с именами Данте и Петрарки, Низами и Фирдоуси, Пушкина и Шекспира. Он оставил после себя около 1100 произведений (включая около 900 стихотворений). Ли Бо родился в 701 г. С юности он избрал путь, странный для молодого человека его поколения: не держал экзаменов, ушел из дому, жил в стороне от жилищ, странствовал, увлекался даосским уединением. Ему было больше сорока лет, когда император вызвал его ко двору и наградил званием ханьлинь, что мы посчитали бы теперь академической степенью. "Бессмертный, низвергнутый с небес", - сказал о нем старший его современник - поэт Хэ Чжичжан.
Ли Бо оставался поэтом, независимым в убеждениях и поступках: через три года Ли Бо покинул столицу для новых странствий и встреч с поэтами Ду Фу, Гао Ши и другими, оставшимися для нас неизвестными. Мятеж Ань Лушаня трагическим образом повлиял на судьбу Ли Бо. Через Лишань, где остановился на время поэт, проходили войска Ли Линя, младшего брата императора Су-цзуна, и Ли Бо согласился пойти к нему на службу. Ли Линь же посягнул на престол, и поэт, как его сторонник, был брошен в тюрьму, а затем сослан в далекий Елан. Но он был прощен. Его вернули с середины пути. Через несколько лет после этих событий, в 762 г., Ли Бо умер в доме своего родственника Ли Янбина, которому мы обязаны собранием сочинений поэта.
Ли Бо писал обо всем, что входило в круг тем танской поэзии. В "пограничных" его стихах - мужество, суровость и пленительный лиризм. Он не был чужд романтики походов, но и здесь он впереди многих других поэтов и пишет смелые стихи против войн, которые изобиловали 40-50-е годы VIII в. Поэзия Ли Бо обладает удивительным достоинством телесности без малейшего намека на таковую. Казалось бы – луна, облака, горы, воины и так далее… Однако две детали переворачивают всю интонацию стихотворения: тот факт, что в сражении у Бодэна все погибли, и то обстоятельство, что в «женских покоях» об этом догадываются. От поля боя до спальни – километры и километры – однако в стихах мизерное расстояние между строчками скрещивает простор и интимность, героизм и слабость. То, что обычно так далеко друг от друга – страх рукопашной и сладость пробуждения с любимой – внезапно становится ближе некуда…
Луна над Тянь-Шанем восходит, светла, И бел облаков океан, И ветер принесся за тысячу ли Сюда от заставы Юймынь. С тех пор как китайцы пошли на Бодэн, Враг рыщет у бухты Цинхай, И с этого поля сраженья никто Домой не вернулся живым. И воины мрачно глядят за рубеж - Возврата на родину ждут, А в женских покоях как раз в эту ночь Бессонница, вздохи и грусть.
Перевод с китайского А.Ахматова
СТИХОТВОРЕНИЕ “ДУМЫ ТИХОЙ НОЧЬЮ” “Думы тихой ночи” (“Цзин е сы”)-одно из самых известных стихотворений китайской классики, по значимости сопоставимое разве что с “Я вас любил” или “Не жалею, ни зову, ни плачу” в русской поэзии. После восстания Ань Лушаня Ли Бо на полгода была сослан в поселок Елань на далеком западе. Взирая на луну освещавшую его хижину, он вспоминает родные места и друзей, которых, быть может, уже никогда не увидит: Ведь та же самая луна освещает и то забытую всеми деревню, где он сейчас находится, и его родину, и так связывает нынешнее с прошедшим, чужое с близким.
У самой моей постели легла от луны дорожка А может быть это иней я сам хорошо не знаю Я голову поднимаю гляжу на луну в окошко Я голову опускаю и родину вспоминаю
Пер.А.Гитовича
Поэт любил вино, был очень эрудирован, обладал богатым воображением, писал быстро и легко. По одной из версий легендарный поэт умер в водах реки Гуси, вывалившись из лодки, будучи пьяным, а потом на драконе вознёсся в небо. Родился Ли Бо 28 февраля, а вот точная дата его смерти не известна.
В 719–720 в возрасте 19–20 лет Ли Бо примкнул к жэньсе, или «героям» – китайским народным воинам, защищавшим слабых и обиженных. Они грабили богачей, расправлялись с обидчиками, применяя меч, устраивали пиры, награбленное щедро раздавали бедным. Под их влиянием Ли Бо раздал и растратил большую часть своего состояния.
В 721 вновь удалился в горы и провел там около пяти лет.
Стиль поэзии Ли Бо прост, лишен украшательства. Его лирика – классический образец древнекитайской поэтики, включающий разнообразные жанры, в том числе стихи на исторические и мифологические сюжеты о героях и полководцах древности. Посвятил немало строк юным красавицам, друзьям и вину – временному убежищу от горестей и тревог.
Жду
За кувшином вина Я послал в деревенский кабак, Но слуга почему-то Пропал - задержался в пути. На холмах на закате Горит расцветающий мак, И уж самое время, Чтоб рюмку к губам поднести. Потихоньку б я пил, У восточного сидя окна, И вечерняя иволга Пела бы мне за окном. Ветерок прилетел бы, И с ним - захмелев от вина Утомленному путнику Было б нескучно вдвоем.
***
С отшельником пью в горах
Мы выпиваем вместе – Я и ты, Нас окружают Горные цветы. Вторая чарка, И восьмая чарка, И так мы пьем До самой темноты. И, захмелев, Уже хочу я спать; А ты - иди. Потом придешь опять: Под утро Лютню принесешь с собою, А с лютнею - приятней выпивать.
Вспоминаю горы Востока
В горах Востока Не был я давно, Там розовых цветов Полным-полно. Луна вдали Плывет над облаками, А в чье она Опустится окно?
***
Пейзаж – верный друг и чуткий собеседник Ли Бо, который разговаривает с цветами и травами, горами и реками, с ветром и дождем, и те ему отвечают. В природе он находит успокоение и силу. К жанру пейзажной лирики относятся его шедевры – классический образец прозы.
Навещаю отшельника на горе Дайтянь, но не застаю его
Собаки лают, И шумит вода, И персики Дождем орошены. В лесу Оленей встретишь иногда, А колокол Не слышен с вышины. За сизой дымкой Высится бамбук, И водопад Повис среди вершин... Кто скажет мне, Куда ушел мой друг? У старых сосен Я стою один.
***
Храм на вершине горы
На горной вершине Ночую в покинутом храме. К мерцающим звездам Могу прикоснуться рукой. Боюсь разговаривать громко: Земными словами Я жителей неба Не смею тревожить покой
*** Весенним днем брожу у ручья Лофутань
Один, в горах, Я напеваю песню, Здесь, наконец, Не встречу я людей. Все круче склоны, Скалы все отвесней, Бреду в ущелье, Где течет ручей. И облака Над кручами клубятся, Цветы сияют В дымке золотой. Я долго мог бы Ими любоваться Но скоро вечер, И пора домой.
***
Белая цапля
Вижу белую цаплю На тихой осенней реке; Словно иней, слетела И плавает там, вдалеке. Загрустила душа моя, Сердце - в глубокой тоске. Одиноко стою На песчаном пустом островке.
***
Без названия
И ясному солнцу, И светлой луне В мире Покоя нет. И люди Не могут жить в тишине, А жить им - Немного лет. Гора Пэнлай Среди вод морских Высится, Говорят. Там, в рощах Нефритовых и золотых Плоды, Как огонь, горят. Съешь один - И не будешь седым, А молодым Навек. Хотел бы уйти я В небесный дым, Измученный Человек. Стихи о краткости жизни День промелькнет - Он короток, конечно, Но и столетье Улетит в простор. Когда простерлось небо В бесконечность? Десятки тысяч кальп Прошло с тех пор. И локоны у феи Поседели - То иней времени Оставил след. Владыка Взор остановил на деве - И хохот слышен Миллионы лет. Остановить бы Шестерых драконов И привязать их К дереву Фусан, Потом, Небесный Ковш Вином наполнив, Поить - чтоб каждый Намертво был пьян.
***
Хочу ли
Знатным и богатым быть? Нет! Время я хочу остановить.
***
Ветка ивы
Смотри, как ветви ивы Гладят воду - Они склоняются Под ветерком. Они свежи, как снег, Среди природы И, теплые, Дрожат перед окном. А там красавица Сидит тоскливо, Глядит на север, На простор долин, И вот - Она срывает ветку ивы И посылает - мысленно - В Лунтин.
*** Осенние мысли
С террасы нашей на Яньчжи Гляжу сквозь желтый листопад: Тебя увидеть я хочу – Но зря глаза мои глядят. Над морем тают облака - Они к тебе не доплывут. Уже и осень подошла, А мне - одной томиться тут. Отряды варваров степных Опять готовятся в поход, - Ни с чем вернулся наш посол К заставе Яшмовых ворот. Ужели ханьские бойцы Не возвратятся на восток? Ужели надо мне жалеть О том, что сорван был цветок? Осенние чувства Сколько дней мы в разлуке, Мой друг дорогой, - Дикий рис уже вырос У наших ворот. И цикада Уж свыклась с осенней порой, Но от холода плачет Всю ночь напролет. Огоньки светляков Потушила роса, В белом инее Ветви ползучие лоз. Вот и я Рукавом закрываю глаза. Плачу, друг дорогой, И не выплачу слез.
***
Весенние думы
У вас еще зеленеют едва Побеги юной травы, А у нас уже тополь ветви склонил, Тяжелые от листвы. Когда ты подумаешь, государь, О дальнем ко мне пути, У меня, наверное, в этот день Разорвется сердце в груди. Весенний ветер я не зову - Он не знаком со мной, - Зачем же в ночи проникает он Под газовый полог мой?
*** Ночной крик ворона
Опять прокаркал Черный ворон тут - В ветвях он хочет Отыскать приют. Вдова склонилась Над станком своим - Там синий шелк Струится, словно дым. Она вздыхает И глядит во тьму: Опять одной Ей ночевать в дому.
переводы А.И.Гитовича
Если бы из всей танской литературы до нас дошли только стихи Ли Бо, этого было бы вполне достаточно, чтобы говорить о времени высокогуманной поэзии.
Мойша приходит к раввину, говорит, что хочет развестись с женой. Раввин его начинает уговаривать не делать этого. — Мойша, зачем ты хочешь разводиться, тебе же будет хуже. — Нет, мне будет лучше. Ну, так они долго препираются, наконец, раввин говорит: — Послушай, Мойша. Твоя жена такая красивая, такая приятная, она радует глаз, о такой любой мечтает. Все знают ее достоинства, а ты ее хочешь бросить, ну почему? Мойша молча, снимает туфлю и ставит ее перед раввином. — Что ты мне суешь свою туфлю? - Ребе, посмотрите на эту туфлю. — Зачем мне смотреть на эту туфлю? Причем здесь туфля? — Ребе, это чудесная туфля. Все видят, как она красива, как она приятна, как она радует глаз, все хотят иметь такую туфлю, но только я один знаю, как эта сволочь мне жмет!
— поэт династии Тан. Сравнивал себя с гением стихов или демоном стихов. Жил в городе Тайюань провинции Шаньси. Родился в городе Синьчжэн провинции Хэнань. Его эссе характеризуются краткостью и особой остротой. Особенно преуспел в стихосложении в жанре ши. Этого поэта можно назвать одной из знаковых фигур в эпоху средней Тан. Произведения написаны доступным языком. Простота языка доходит до такой степени, что «даже старуха может понять». В ранние годы Бо Цзюйи активно занимался реформаторством, его заботила судьба народа. Он стал инициатором движения Новых юэфу, придерживался мнения, что поэтическое творчество не может быть оторвано от реальности, потому необходимо выбирать сюжеты из повседневной жизни, произведения должны отражать свою эпоху.
Этот поэт стал одной из главных фигур китайского реализма вслед за Ду Фу. Несмотря на то, что до конца жизни Бо Цзюйи беспокоила судьба народа, неудачи на политическом поприще заставили поэта обратиться к «винным стихам». Данное обстоятельство отразилось и в его ироничном псевдониме «Пьяный господин, распевающий песни».
Бо Цзюйи был особенно близок с поэтом Юань Чженем. Два литератора были единомышленниками в вопросах преобразования литературы. В конце жизни Бо Цзюйи сблизился с поэтом Лю Юйси и часто с ним обменивался стихами. Произведения Бо Цзюйи существенно повлияли не только на все слои китайского общества, но и получили широкую известность в Японии еще при жизни, государстве Силла и т. д. Среди основных произведений можно отметить следующие: «Вечная печаль», «Певица», «Лютня», циклы Циньские напевы и Новые народные песни. Одной из важнейших эссеистических работ является Письмо к Юань Чжэню, дающее программу Движения за обновление поэзии. В 800 году выдержал императорские экзамены. Занимал высокие государственные должности, был правителем Ханчжоу и Сучжоу. Его стихи писали на стенах почтовых станций, храмов, правительственных зданий; может быть, благодаря этому сохранилось почти все им написанное – около трех тысяч стихотворений.
ИЗ "ЦИНЬСКИХ НАПЕВОВ"
ПЕСНИ И ПЛЯСКИ
К Циньской столице* приблизился вечер года. Снегом глубоким укрыт государев город. В снежную мглу вышли из зал дворцовых В лиловом и красном вельможи - гуны и хоу. Для знатного есть в ветре и в снеге радость. Богатый не знает, как стужа и голод тяжки. В думах у них - устроить свои хоромы. Желанье одно - безделье делить с друзьями. У красных ворот верхом и в колясках гости. При ярых свечах песни и пляски в доме. Упившись вином, теснее они садятся. Пьяным тепло - снимают тяжелое платье. Блюститель законов сегодня хозяин пира. Тюремный начальник среди приглашенных первый. Средь белого дня они за вином смеются И ночью глубокой прервать веселье не могут... Что им до того, что где-то в тюрьме в Вэньсяне Лежат на земле замерзших узников трупы!
ПРИГЛАШАЮ БУДДИЙСКОГО МОНАХА, ЖИВУЩЕГО В ГОРАХ
В столицу не можешь ли ты прийти пищу просить, монах? Оставь отговорки, что грязь и пыль плащ замарают твой. Ты хочешь узнать, где найдешь приют? Ты на восток пойди. Бамбук обойдешь, зазвенит ручей, там Бо Лэ-тянь живет.
РАННЯЯ ВЕСНА
Растаял снег за теплым дуновеньем. Раскрылся лед под греющим лучом. Но растопить весне не удается Одно лишь только - иней на висках.
НА ДОРОГЕ ЗА СТАРОЙ ЗАСТАВОЙ
Горы и реки на этой Ханьгуской дороге. Пылью покрыты у едущих путников лица. Тягостно-грустно с родной стороной расставанье... Ветер осенний поднялся из древней заставы.
КРАСНЫЙ ТЭНОВЫЙ ПОСОХ
И друзья и родные, перейдя через Шэнь*, распростились. И коляски и кони у реки повернули обратно. И единственный только старый посох из красного тэна, Неразлучный мой спутник, всю дорогу прошел издалёка.
* (Шэнь - река в нынешней провинции Шэньси.)
НОЧЬЮ СЛУШАЯ ЧЖЭН
Когда в Цзянчжоу* по ночам я слышал тихий чжэн, Седеть я только начинал - и слушать не хотел. А вот сегодня час пришел - я бел, как белый снег. Играй на чжэне до зари - я разрешу тебе.
* (Цзянчжоу - город в современной Цзянси, куда в 815 г. был назначен Бо Цзюй-и.)
ГОРЕЧЬ РАЗЛУКИ
На дороге у ивы зеленой стояли, провожал уезжающих вдаль. Повернули коляски, и кони умчались, лишь увидел, как пыль поднялась. Не почувствовал сам, как во время прощанья слезы красные все истекли, А вернулся домой, и слезы не осталось, чтобы ею платок омочить.
ПОЛУЧИЛ ОТ ДВОРЦОВОГО ЧИНОВНИКА ЦЯНЯ ПИСЬМО, В КОТОРОМ ОН ОСВЕДОМЛЯЕТСЯ О МОЕЙ БОЛЕЗНИ ГЛАЗ
Пришла весна. В глазах темно, в душе веселья мало. Все вышли капли хуанлянь, а боль не утихает. Но получил твое письмо, оно сильней лекарства: Я не читал, лишь вскрыл печать... И зренье прояснилось.
СЛУШАЯ ЦИКАД
Там где-то цикады кричат-кричат, и тянется нитью ночь. Да тут еще этот осенний мрак, и небо грозит дождем. Как будто боясь, что в своей тоске забудусь я сном на миг, Они переносят свой крик сюда, где я постелил постель.
ВЕСНА В ЛОЯНЕ
На лоянских дорогах, полях и межах постоянна и вечна весна. С ней когда-то простился я, нынче пришел. Двадцать лет промелькнуло с тех пор. Только годы мои молодые найти мне уже не удастся никак, Остальное же все - десять тысяч вещей - неизменно, как было тогда.
ГУЛЯЮ В ЧЖАОЦУНЬ СРЕДИ АБРИКОСОВЫХ ЦВЕТОВ
В Чжаоцунь абрикосы алеющий цвет каждый год раскрывают весной. Лет пятнадцать последних я в этих садах столько раз любовался на них! Человеку, которому семьдесят три, нелегко уже снова прийти. Если этой весною пришел я сюда - я проститься с цветами пришел.
МНЕ ЖАЛЬ ЦВЕТОВ
Жалость какая - прекрасным и нежным самое время цветенья. Только недавно бушующим ветром за ночь сорвало их с веток. Резвая иволга утром сегодня в старых местах побывала. Множество слов, что она накричала, в голых деревьях осталось.
НА ОЗЕРЕ
Буддийский отшельник сидит за игральной доской. На шахматном поле бамбука отчетлива тень. В бамбуковой роще монаха не видит никто, Лишь изредка слышен фигур опускаемых стук.
В дальнейшем будут в рамках цикла китайской классической поэзии рассмотрены произведения Су Ши, Ли Цинчжао, Лу Ю, Синь Цицзи. Это государственные деятели, военные и одна женшина (Ли Цинчжао). Таким образом, цикл будет содержать еще минимум 4 части, после чего он завершится. Я не стал отдельно рассматривать творчество Го Фу, ближайшего друга Ли Бо, считая не без оснований, что для характеристики той эпохи достаточно в рамках нашего форума 2 части по Ли Бо, которые уже ранее представлены.
Японская культура разительно не похожа на привычные нам европейские. Отличия касаются таких важных вопросов, как нравственность, достоинство и смерть. Особенно наглядно различия предстают в отношении к самоубийству. Европейцы издавна считали самоубийство грехом и недостойным поступком, в то время как японцы превратили его в ритуал, возможный, а иногда и необходимый для честного человека.
Понятие чести у японской аристократии опирается на две важные доктрины: в любой момент умереть за своего господина и сохранить свое лицо и доброе имя семьи перед окружающими. В случае, если о позоре воина становилось известно, то ему предоставлялась возможность показать твёрдость духа и чистоту помыслов путем ритуального самоубийства. В Древней Японии воины прибегали к самосожжению или повешению. Лишь с 1156 года обряд «вспарывания живота» стал популяризироваться в Японии. Первым совершившим сэппуку стал даймё Минамото но-Тамэмото чтобы избежать пленения в результате жестокой войны кланов.
Отличие харакири от сэппуку
Отличие харакири от сэппуку проявляется в написании и их прочтении. Сами слова состоят из двух одинаковых иероглифов «вспарывать» и «живот». Только запись харакири (腹切り) на первое место ставит «живот» использует «кунное» японское чтение, а запись сэппуку (切腹) начинается со слова «резать» и читается «онным» китайско-японским чтением.
Есть мнение, что харакири встречается в разговорной речи, тогда как сэппуку чаще можно увидеть в официальных документах. На самом деле сами японцы используют оба термина как синонимы одного и того же ритуального действия.
Совершение ритуального самоубийства
Среди самураев было принято носить два меча: длинным мечом, «катаной», сражались, а коротким, «вакидзаси», обезглавливали жертв. Именно коротким клинком и совершается харакири, хотя на рисунках можно встретить самураев, вспарывающих себе живот длинным мечом. Такие изображения датируются ранним периодом, когда правила совершения сэппуку не были детально прописаны. Существует вариант использования клинка без рукоятки. В этом случае лезвие для удобства оборачивалось несколькими слоями бумаги.
Традиционно место совершения харакири застилалось белой тканью. Белое кимоно одевал и сам будущий самоубийца. Данный цвет выражает траур и скорбь у японцев. Если сэппуку совершалось на природе, то небольшой участок земли засыпался песком и разравнивался. По краю устанавливались колышки-ограждения.
В обрядовом действии принимали участие двое: самурай, решившийся на харакири, и кайсаку, обезглавливающий жертву. Последнего выбирали из числа близких друзей. Только человек испытывающий искренние чувства к самоубийце способен одним взмахом длинного меча отсечь голову и избавить умирающего от мучений. Особым искусством было перерезать шею так, чтобы спереди оставалась тонкая полоска кожи. В этом случае голова совершившего сэппуку склонялась на грудь, а вытекающая кровь не обагряла зрителей.
Последние минуты самурая
Совершение харакири требовало особого мужества от человека. За ритуальным действием часто наблюдали зрители. Самоубийца выходил в центр площадки и садился, сложив колени и оголив верхнюю часть туловища. Иногда кимоно оставалось на плечах, а рукава закладывались под колени. Таким образом одежда мешала телу умирающего откинуться назад.
Обычно перед самураем клали стопку рисовой бумаги, перо и чернильницу с тушью. По другую сторону ставили пиалу с сакэ. Традиционно перед сэппуку выпивался алкогольный напиток, писались напутственные слова, и лишь затем в руки брался ритуальный нож. Разрез живота выполнялся в горизонтальной и вертикальной плоскостях, образуя прямой угол. Самой сложной техникой считалась дзюмондзи гири, когда два движения изображали крест на животе или японскую цифру 10 – «дзю». Если болевые ощущения позволяли, то самурай последним движением перерезал себе сонную артерию. Для умирающего важно было не показать своих страданий, и он до последнего старался сохранить прямое положение тела. Когда туловище начинало наклоняться вперёд, кайсаку завершал одним взмахом обряд.
Поминовение по наложившему на себя руки проводили сразу после совершения ритуала. Хозяин провожал зрителей в отдельные покои, угощал чаем и сладостями.
Дзигай и женщины из самурайского сословия
В Японии жена и дочери самурая в обязательном порядке обучались навыкам владения оружием. Поскольку самураем может быть только мужчина, женщину-воина именовали онна-бугэйся. В отличие от букэ-но-онна (женщина из сословия буси), которая присматривала за детьми и могла защитить при необходимости свой дом, женщина-воин на равных правах могла участвовать в клановых войнах. В них воспитывалась абсолютная преданность начальнику.
На совершеннолетие (12 лет) онна-бугэйся получала короткий кинжал «кайкэн». Его она носила в складках одежды или рукаве. Им же женщина-воин совершала ритуальное самоубийство. В общих чертах дзигай и харакири схожи. Только разрез совершался не вдоль живота, а через гортань. Перед самим ритуалом дамы связывали себе лодыжки, чтобы после смерти не предстать перед зрителями в неудобной позе.
Почему разрезался живот
Философия дзен-буддизма располагает центр активности человека в районе пупка. Вскрытие своих внутренностей при зрителях демонстрировало чистоту помыслов и правоту самоубийцы. Если к сэппуку приговаривался изменник, то после разреза ему следовало омыть свои внутренности в стоящей рядом миске с водой. Таким образом человек перед смертью имел возможность оправдать свои действия перед людьми.
Отношение к самоубийству в буддизме и синтоизме
В общем случае буддизм порицает самоубийство, считая его злым и эгоистичным выбором. Единственное оправдание – наложение на себя рук во имя великой цели. В совершении харакири самураями скорее следует усматривать веяния синтоизма. Согласно древней японской религии синто души умерших живут рядом, и потому для самурая важно умереть с достоинством.
Известные японцы, совершившие харакири
В 1868 году проведение сэппуку попало под запрет. Последним случаем считается харакири, совершённое генералом Японской империи Ноги Марэсукэ после смерти императора Мэйдзи. Он не только вспорол себе крестообразно живот, но и перерезал себе гортань. Вслед за ним совершила дзигай его жена.
47 ронинов
История 47 ронинов – это известное каждому японцу предание XVII века, ставшее основой для многих других произведений. В нем говорится, что господин Асано-Такуми-но-Ками был спровоцирован на конфликт при дворе и приговорён к сэппуку. Чтобы отстоять честь покойного, 47 его верных самураев стали ронинами (воинами без хозяина), расправились с виновным в смерти их господина придворным, после чего совершили харакири. Сейчас их останки покоятся в монастыре Сэнгаку-дзи и являются объектом поклонения.
Юкио Мисима (урождённый Кимитакэ Хираока)
Японский писатель послевоенного времени трижды номинировался на Нобелевскую премию по литературе. Его роман «Золотой храм» считается самым читаемым японским произведением в мире. Юкио совершил самоубийство 25 ноября 1970 года после неудачной попытки государственного переворота на военной базе в Итигае. Его друг Масакацу Морита не смог с нескольких попыток обезглавить тело, передал меч другому члену «Общества щита» и только тогда писатель был избавлен от мучений.
В древние времена жил человек Чжу. Однажды он узнал, что старый охотник Ма Тэн умеет убивать драконов. Чжу пришел к нему и попросил научить убивать драконов. — Это трудное искусство. Готов ли ты без отдыха пять лет учиться с утра до вечера? Есть ли у тебя деньги, чтобы заплатить за учение? — Да, — сказал Чжу и приступил к учению. Прошло пять долгих лет. Все эти годы он прилежно учился побеждать драконов. Он вернулся в деревню без копейки в кармане, но зато мог победить любого дракона. Чжу прожил долгую жизнь, но ни разу не повстречался с драконом. И так как он ничего не умел делать, то жизнь его протекала в горести и нужде. И только состарившись, Чжу понял простую истину: познания хороши те, которые нужны людям и приносят им пользу.
Причина удаления:
Перемещённое сообщение не будет удалено, только эта копия.
Используйте эту форму для отправки жалобы на выбранное сообщение (например, «спам» или «оскорбление»).
Внимание! Уважаемые посетители сайта mfd.ru, предупреждаем вас о следующем: ОАО Московская Биржа (далее – Биржа) является источником и обладателем всей или части указанной на настоящей странице Биржевой информации. Вы не имеете права без письменного согласия Биржи осуществлять дальнейшее распространение или предоставление Биржевой информации третьим лицам в любом виде и любыми средствами, её трансляцию, демонстрацию или предоставление доступа к такой информации, а также её использование в игровых, учебных и иных системах, предусматривающих предоставление и/или распространение Биржевой информации. Вы также не имеете права без письменного согласия Биржи использовать Биржевую информацию для создания Модифицированной информации предназначенной для дальнейшего предоставления третьим лицам или публичного распространения. Кроме того, вы не имеете права без письменного согласия Биржи использовать Биржевую информацию в своих Non-display системах.
