Солнце садилось, и деревня внизу погружалась в сумерки. Она казалась очень пустой, но не запущенной, не заброшенной и покинутой, а именно пустой, ненастоящей, словно это была не деревня, а декорация. Да, подумал Кандид, наверное, нам не стоит туда идти, только ноги вот болят, и очень хочется под крышу. И поесть что-нибудь. И ночь наступает… Надо же, целый день блуждали по лесу, даже Нава устала, висит на руке и не отпускает. – Ладно, – сказал он нерешительно. – Давай не пойдем.
Не знаю, что за люди здесь, Но птичьи пугала в полях - Кривые все до одного!
Когда радостей слишком много, приходит беда - таков удел нашего бренного мира.
В Тридцать Пятый день на могиле Сато
Осенний ветер Колышет твои любимые Алые цветы.
Хижина трезвенника. Что за радость, что рядом Хризантемы цветут.
Падает снег. В эту ночь совсем не до шуток Под небом Синано.
– И я тоже не помню, – сказала Нава, помолчав. – А ведь верно, Молчун, я тоже слыхала такие слова, может быть, во сне, а может быть, и в нашей деревне, не в той, где мы сейчас с тобой живем, а в другой, где я родилась, только тогда это должно быть очень давно, потому что я была еще очень маленькая, с тех пор все позабыла, а сейчас как будто бы и вспомнила, но никак не могу вспомнить по-настоящему.
Наконец-то, наконец-то, пройдя сотни и тысячи ри, я вернулся в отчий дом.
Автопортрет
Снисходительно созерцаю череп свой - и то мороз по коже...
Отец мой при смерти, и мне необходимо быть рядом с ним и ухаживать за ним. В этом мире блужданий все так: непрочные весенние цветы опадают, овеваемые ветром, и тучи скрывают осеннюю луну. А о людях и говорить нечего: все рождающиеся неизбежно умирают, всем встретившимся грозит разлука! Каждому - одному раньше, другому позже — суждено пройти по этой дороге, и только лишенный разума мог не видеть, что отец приблизился к последнему пределу. Еще позавчера утром отец смеялся, говорил со мной о прошлом и будущем, а сегодня превратился в безмолвный труп. Подумать только, что позавчера я в последний раз видел его улыбающееся лицо! Я мог никогда и не узнать о том, что отец мой приблизился к последнему сроку. Но по странной прихоти судьбы я вернулся в родную деревню незадолго до того, как он заболел, и ходил за ним до самого конца. Видно, мы и в самом деле связаны неразрывными узами. Может быть, меня привел домой потрясающе стремительный бог Сува . Так или иначе, в моей жизни нет ничего, что я почитал бы большей заслугой.
Я пока еще жив, И падают с листьев росинки На платье мое.
Стоит мне задремать, как отец является мне во сне, когда же я бодрствую, его образ тоже со мной.
Ночь за ночью Как же мучили бедного Блохи да комары!
– Какой же ты еще ребенок, – сказала она. – Как же ты еще никак не можешь понять, что ничего нет на свете, кроме любви, еды и гордости. Конечно, все запутано в клубок, но только за какую ниточку ни потянешь, обязательно придешь или к любви, или к власти, или к еде…
Настал первый седьмой день , и я сказал домашним: «Отец, когда был жив, велел мне жениться и остаться дома». Но одни сделали вид, будто ничего не слышали, другие прикинулись глухими. Мне противна одна мысль о том, что эти глупые люди, в полной мере наделенные всеми шестью желаниями, снова до покраснения лиц примутся спорить - следовать ли воле покойного или нет. Как ни плох камень, но коли не ударишь по нему, огонь не возникнет, и даже разбитый колокол зазвонит, стоит только стукнуть по нему посильнее. Таков всеобщий удел Поднебесной. Вот и получается, что, уйдя и все бросив, я нарушу завет отца, а начав переговоры о разделе владений, поступлю согласно его воле.
В конце концов, я решил, что лучше всего положиться на мнение старейшин.
Так закончился этот день.
Был бы он жив, Вместе бы утром смотрели На зеленые эти поля.
Так я и знал наперед, Что они красивы, эти грибы, Убивающие людей!
– Я думаю, это у тебя сны, – произнес где-то наверху добродушный бас. – Я по себе знаю, от снов иногда бывает очень неприятный осадок. Иногда даже наступает словно бы паралич. Невозможно двигаться, невозможно работать, а потом все проходит. Надо бы тебе поработать. Почему бы тебе не поработать? И все осадки растворятся в удовольствии.
И я ушёл.
Луна, цветы... По жизни вот уже сорок девять лет Шагаю бесцельно.
О да, я знаю, это по мне Колокол вечерний звонит, Но в тишине прохладой дышу.
И то - лучше при жизни выпить одну чарку вина, чем после смерти получить гору денег, даже если эта гора так велика, что упирается вершиной в Большую Медведицу,- видно, не зря так считают и в Китае, и в Ямато.
Все в мире мимолетно — вспыхнет молния, и нет ее.
Олень лениво стряхнул Бабочку со своей спины И задремал опять.
К черту бульдозеры, подумал Перец, все: никаких бульдозеров, никаких экскаваторов, никаких пилящих комбайнов искоренения… Хорошо бы заодно кастрировать Тузика – нельзя, жаль… И еще этот склад машин. Взорву, решил он. Он представил себе Управление – вид сверху – и понял, что очень многое нужно взрывать. Слишком многое… Взрывать и дурак умеет, подумал он.
Так веселы, дружны... Вот бы мне родиться опять бабочкой над лугом...
Он был один, как единственный пассажир ночного поезда, ковыляющего своими тремя облупленными вагончиками по отмирающей железнодорожной ветке, в вагоне все скрипит и шатается, в намертво перекошенные разбитые окна дует и несет паровозной гарью, подпрыгивают на полу окурки и скомканные бумажки, и качается на крючке забытая кем-то соломенная шляпа, а когда поезд подойдет к конечной станции, единственный пассажир выйдет на гнилую платформу, и его никто не встретит, он точно знает, что его никто не встретит, и он побредет домой, и дома зажарит себе на плитке яичницу из двух яиц с третьеводнишней позеленевшей колбасой…
И всё же, всё же…
Чужих меж нами нет! Все мы друг другу братья Под вишнями в цвету.
Наша жизнь – росинка. Пусть лишь капелька росы Наша жизнь – и все же…
Кобаяси Исса умер 5 января 1828 года. Его последнее пристанище было здесь.
Домик сохранился до наших дней.
Проходя мимо места последних дней Иссы, мимо этого небольшого домика, путник может видеть как иногда кружится опавшая листва, шумят на ветру стебельки старого репейника и как и прежде
Админу. Просьба - данная часть (№14) - это часть именно своеобразной подачи биографии Иссы. Специально даётся на английском - первоисточник. Это сухая справка, и мой авторский замысел.
PS
Issa was born in Kashiwabara village, Japan, the first son of a farmer. His childhood name was Yatarô but he was registered with Nobuyuki as his first name and Kobayashi as his surname. Issa did not have a happy or fortuitous life. While he was still young (at the age of about three) his mother died. His grandmother took over raising him. Later she also died and his father remarried. His stepmother eventually forced Issa to leave home at the age of thirteen. He traveled to Edo, which is now the capital, Tokyo. City people scorned country folk and called the peasants 'grey starlings'. Issa wrote over five thousand haiku during his lifetime, many of them about starlings and sparrows and other animals and insects. Issa remained in Tokyo for twenty years, living in poverty. He became seriously interested in writing haiku at the age of twenty five.
When his teacher died he succeeded him as leader of the group. However, this position didn't sit comfortably with him and he chose to wander through the southwest of Japan until 1801, when his father died and he returned to the village where he was born. As pine trees grow all over Japan Issa wrote many poems about them. They became a symbol for shelter for the homeless. Even though he inherited his father's property, his stepmother and stepbrother managed to keep him from moving into the dwelling that was rightfully his and he lived in a rented hut at the edge of the village. In 1815 Issa married a young woman of twenty eight years of age. He was fifty two. His wife produced four children all of whom died in infancy. His wife also died in the final childbirth. It appears he really did live in the shadow beneath the pines even in the village of his birth where he should have been settled at home. Issa married a second time and seemed happy at last.
By this time he had moved into his rightful home, although he enjoyed a casual lifestyle. Because of his own treatment by society and closer to home, by his step-family, Issa felt compassion and tolerance for all life, even the fleas and flies.
Issa's second wife produced a girl heir for him. Unfortunately the baby was actually born after his death and he never saw her. He was sixty five years of age when he died.
Джонатан, здравствуйте! Спасибо за то, что подарили возможность увидеть Восток вашими глазами. У вас редкая способность не только самому видеть и понимать красоту, но и уметь передать ваше понимание и видение другим. Вы очень тонко работаете со словом, читать вас - удовольствие! Буду ждать следующих ваших работ...
Благодарю Вас, мой друг! Я бережно заверну это мнение в отдельный кусочек настоящего шёлка из Ханчжоу и буду носить его в потайном кармане моего походного халата! Вместе с мнением других уважаемых участниц наших восточных путешествий.
Внимание! Уважаемые посетители сайта mfd.ru, предупреждаем вас о следующем: ОАО Московская Биржа (далее – Биржа) является источником и обладателем всей или части указанной на настоящей странице Биржевой информации. Вы не имеете права без письменного согласия Биржи осуществлять дальнейшее распространение или предоставление Биржевой информации третьим лицам в любом виде и любыми средствами, её трансляцию, демонстрацию или предоставление доступа к такой информации, а также её использование в игровых, учебных и иных системах, предусматривающих предоставление и/или распространение Биржевой информации. Вы также не имеете права без письменного согласия Биржи использовать Биржевую информацию для создания Модифицированной информации предназначенной для дальнейшего предоставления третьим лицам или публичного распространения. Кроме того, вы не имеете права без письменного согласия Биржи использовать Биржевую информацию в своих Non-display системах.
