Как много тех, с кем можно лечь в постель, Как мало тех, с кем хочется проснуться… И утром, расставаясь обернуться, И помахать рукой, и улыбнуться, И целый день, волнуясь, ждать вестей.
Как много тех, с кем можно просто жить, Пить утром кофе, говорить и спорить… С кем можно ездить отдыхать на море, И, как положено – и в радости, и в горе Быть рядом… Но при этом не любить…
Как мало тех, с кем хочется мечтать! Смотреть, как облака роятся в небе, Писать слова любви на первом снеге, И думать лишь об этом человеке… И счастья большего не знать и не желать.
Как мало тех, с кем можно помолчать, Кто понимает с полуслова, с полу взгляда, Кому не жалко год за годом отдавать, И за кого ты сможешь, как награду, Любую боль, любую казнь принять…
Вот так и вьётся эта канитель - Легко встречаются, без боли расстаются… Все потому, что много тех, с кем можно лечь в постель. И мало тех, с кем хочется проснуться.
Как много тех, с кем можно лечь в постель… Как мало тех, с кем хочется проснуться… И жизнь плетёт нас, словно канитель… Сдвигая, будто при гадании на блюдце.
Мы мечемся: – работа…быт…дела… Кто хочет слышать- всё же должен слушать… А на бегу- заметишь лишь тела… Остановитесь…чтоб увидеть душу.
Мы выбираем сердцем – по уму... Порой боимся на улыбку- улыбнуться, Но душу открываем лишь тому, С которым и захочется проснуться...
В Риме, в Неаполе, всюду, где он жил, он выбирал в доме одну комнату и запирал ее замком, едва ли большим, чем кольцо, но достаточным, чтобы не поддаться усилиям самых искусных слесарей; по крайней мере один из его слуг, подталкиваемый страшным любопытством, напрасно старался открыть его; и, несмотря на то, что он выбрал для удовлетворения своего любопытства самую благоприятную минуту, когда ни одна душа не могла его видеть... в самый поздний час ночи... во время отсутствия Занони, однако суеверие или совесть не позволили ему на другой день спросить объяснения, когда мажордом уволил его от должности. Любопытный слуга утешал себя за неудачу тем, что рассказывал свою собственную историю, весьма приукрашенную. Он говорил, что, подходя к двери, почувствовал, как его схватили невидимые руки, старавшиеся удержать его, и что в ту минуту, как он тронул замок, он был поражен как бы параличом.
Торжественный голос времени, раздавшийся на часах соседней церкви, вывел наконец владельца дворца из глубокой задумчивости, похожей скорей на транс, чем на размышление, в которую была погружена его душа. — Еще одно зерно, упавшее с неизмеримой высоты, а между тем время не прибавляет и не отнимает у бесконечности ни одного атома! Душа моя, светлое существо! Зачем спускаешься ты из своей сферы? Зачем с высот вечного, звездного, чуждого спокойствия бросаешься ты в густой туман мрачного саркофага? Сколько времени, зная из тяжкого опыта, что все, что умирает, может дать только исполненную грустью радость, оставалась ты удовлетворенною твоим величественным одиночеством? Пока он так размышлял, одна из птиц, которые первые приветствуют зарю, громко запела, и пробужденная пением ее подруга отвечала звучными трелями. Он стал слушать; но не душа, которую он вопрошал, а сердце ответило ему. Он встал и беспокойными шагами стал быстро ходить по комнате. — Да будет проклят этот свет! — воскликнул он нетерпеливо. — Время, должно быть, никогда не истребит эти роковые страсти! Одно тяготение поддерживает землю в пространстве; другое прикрепляет душу к земле. Отчего я не далеко от этой темной и мрачной планеты! Разбейтесь, препятствия! Крылья, развернитесь! Он прошел через галерею, поднялся по лестнице и проник в таинственную комнату...
— Вы правы, — отвечал англичанин. — Нет, и не вам осуждать это решение. — Но вам остается другое средство; любите ли вы Виолу искренно, пламенно? Если да, то женитесь на ней и увезите вашу жену на родину. — Но, — возразил Глиндон, немного смущенный, — Виола не из моего круга. И потом, ее занятие... Одним словом, я раб ее красоты, но не могу жениться на ней. Занони нахмурился. — Значит, ваша любовь есть только эгоистическая и чувственная страсть, тогда я не могу вам дать совета. Молодой человек! Судьба не так неумолима, как кажется. Великий Властитель вселенной не отказал человеку в свободе, мы все можем проложить себе дорогу, а Бог даже из наших противоречий может создать гармонию. Вы имеете перед собой выбор. Благородная и великодушная любовь может даже теперь обеспечить ваше счастье и спасение; безумная и эгоистическая страсть приведет вас неминуемо к гибели.
Мы решили с тобой дружить, Пустяками сердец не волнуя. Мы решили, что надо быть Выше вздоха и поцелуя...
Для чего непременно вздох, Звезды, встречи... скамья в аллее? Эти глупые "ах" да "ох"!.. Мы - серьезнее и умнее!
Если кто-то порой на танцах Приглашал тебя в шумный круг, Я лишь щелкал презрительно пальцем - Можешь с ним хоть навек остаться. Что за дело мне? Я же друг!
Ну а если с другой девчонкой Я кружил на вешнем ветру, Ты, плечами пожав в сторонке, Говорила потом мне тонко: - Молодец! Нашел кенгуру!
Всех людей насмешил вокруг.- И, шепнув, добавляла хмуро: - Заявляю тебе, как друг: Не танцуй больше с этой дурой!
Мы дружили с тобой всерьез! А влюбленность и сердца звон... Да для нас подобный вопрос Просто-напросто был смешон!
Как-то в сумрак, когда закат От бульваров ушел к вокзалу, Ты, прильнув ко мне, вдруг сказала: - Что-то очень прохладно стало, Ты меня обними... как брат...
И, обняв, я сказал ликуя, Слыша сердца набатный стук: - Я тебя сейчас поцелую! Поцелую тебя... как друг...
Целовал я тебя до утра, А потом и ты целовала И, целуя, все повторяла: -Это я тебя, как сестра...
Улыбаясь, десятки звезд Тихо гасли на небосводе. Мы решили дружить всерьез. Разве плохо у нас выходит?
Кто и в чем помешает нам? Ведь нигде же не говорится, Что надежным, большим друзьям Запрещается пожениться?
И отныне я так считаю: Все влюбленности - ерунда. Вот серьезная дружба - да! Я по опыту это знаю...
Недостойно сражаться с тобою, Так любимым когда-то - Пойми!.. Я сдаюсь, Отступаю без боя. Мы должны Оставаться людьми. Пусть, доверив тебе свою душу, Я попала в большую беду. Кодекс чести И здесь не нарушу - Лишь себя упрекая, Уйду...
Во цвете пылких, юных лет Я нежной страстью услаждался; Но ах! увял прелестный цвет, Которым взор мой восхищался! Осталась в сердце пустота, И я сказал: «Любовь — мечта!»
Любил я пышность в летах зрелых, Богатством, роскошью блистал; Но вместо счастья, дней веселых, Заботы, скуку обретал; Простился в старости с мечтою И назвал пышность суетою.
Искал я к истине пути, Хотел узнать всему причину,— Но нам ли таинств ключ найти, Измерить мудрости пучину? Все наши знания — мечта, Вся наша мудрость — суета!
К чему нам служит власть, когда, ее имея, Не властны мы себя счастливыми творить; И сердца своего покоить не умея, Возможем ли другим спокойствие дарить?
В чертогах кедровых, среди садов прекрасных, В объятиях сирен, ко мне любовью страстных, Томился и скучал я жизнию своей; Нет счастья для души, когда оно не в ней.
Уныние мое казалось непонятно Наперсникам, рабам: я вкус свой притупил, Излишней негою все чувства изнурил — Не нужное для нас бывает ли приятно?
Старался я узнать людей; Узнал — и в горести своей Оплакал жребий их ужасный. Сердца их злобны — и несчастны; Они враги врагам своим, Враги друзьям, себе самим.
Там бедный проливает слезы, В суде невинный осужден, Глупец уважен и почтен; Злодей находит в жизни розы, Для добрых терние растет, Темницей кажется им свет.
Смотри: неверная смеется — Любовник горестью сражен: Она другому отдается, Который ею восхищен; Но скоро клятву он забудет, И скоро... сам обманут будет.
Ехидны зависти везде, везде шипят; Достоинство, талант и труд без награжденья. Творите ли добро — вам люди зло творят. От каменных сердец не ждите сожаленья.
Злословие свой яд на имя мудрых льет; Не судит ни об ком рассудок беспристрастный, Лишь страсти говорят.— Кто в роскоши живет, Не знает и того, что в свете есть несчастный.
Но он несчастлив сам, не зная отчего; Желает получить, имеет и скучает; Желает нового — и только что желает. Он враг наследнику, наследник враг его.
По грозной влаге Океана Мы все плывем на корабле Во мраке бури и тумана; Плывем, спешим пристать к земле — Но ветр ярится с новой силой, И море... служит нам могилой.
Умы людей ослеплены. Что предков наших обольщало, Тем самым мы обольщены; Ученье их для нас пропало, И наше также пропадет — Потомков та же участь ждет.
Ничто не ново под луною: Что есть, то было, будет ввек. И прежде кровь лилась рекою, И прежде плакал человек, И прежде был он жертвой рока, Надежды, слабости, порока.
И царь и раб его, безумец и мудрец, Невинная душа, преступник, изверг злобы, Исчезнут все как тень — и всем один конец: На всех грозится смерть, для всех отверсты гробы.
Для тигра, агницы сей луг равно цветет, Равно питает их. Несчастных притеснитель Покоится в земле, как бедных утешитель; На хладном гробе их единый мох растет.
Гордися славою, великими делами И памятники строй: что пользы? ты забыт, Как скоро нет тебя, народом и друзьями; Могилы твоея никто не посетит.
Как жизнь для смертного мятежна! И мы еще желаем жить! Как власть и слава ненадежна! И мы хотим мечтам служить, Любить, чего любить не должно, Искать, чего найти не можно!
Несчастный, слабый человек! Ты жизнь проводишь в огорченьи И кончишь дни свои в мученьи. Ах! лучше не родиться ввек, Чем в жизни каждый миг терзаться И смерти каждый миг бояться!
Ничтожество! ты благо нам; Ты лучше капли наслаждений И моря страшных огорчений; Ты друг чувствительным сердцам, Всегда надеждой обольщенным, Всегда тоскою изнуренным!
Что нас за гробом ждет, не знает и мудрец. Могила, тление всему ли есть конец? Угаснет ли душа с разрушенным покровом, На небо ль воспарив, жить будет в теле новом?
Сей тайны из людей никто не разрешил. И червя произвел творец непостижимый; Животные и мы его рукой хранимы; Им так же, как и нам, он чувство сообщил.
Подобно нам, они родятся, умирают. Где будет их душа? где будет и твоя, О бренный человек? В них чувства исчезают, Исчезнут и во мне, увы! что ж буду я?
Но кто из смертных рассуждает? Скупец богатство собирает, Как будто ввек ему здесь жить; Пловцы сражаются с волнами,— Зачем? чтоб Тирскими коврами Глаза роскошного прельстить.
Пред мощным слабость трепетала; Он гром держал в своих руках: Чело скрывая в облаках, Гремел, разил — земля пылала — Но меркнет свет в его очах, И бог земный... падет во прах.
Как розы юные прелестны! И как прелестна красота! Но что же есть она? мечта, Темнеет цвет ее небесный, Минута — и прекрасной нет! Вздохнув, любовник прочь идет.
Так всё проходит здесь — и скоро глас приятный Умолкнет навсегда для слуха моего; Свирели, звуки арф ему не будут внятны; Застынет в жилах кровь от хлада своего.
Исчезнут для меня все прелести земные; Ливанское вино престанет вкусу льстить; Преклонится от лет слабеющая выя, И томною ногой я должен в гроб ступить.
Подруги нежные, которых ласки были Блаженством дней моих! простите навсегда! Уже судьбы меня с любовью разлучили; Весна не расцветет для старца никогда.
А ты, о юноша прелестный! Спеши цветы весною рвать И время жизни, дар небесный, Умей в забавах провождать; Забава есть твоя стихия; Улыбка красит дни младые.
За чашей светлого вина Беседуй с умными мужами; Когда же тихая луна Явится на небе с звездами, Спеши к возлюбленной своей — Забудь... на время мудрость с ней.
Люби!.. но будь во всем умерен; Пол нежный часто нам неверен; Любя, умей и разлюбить. Привычки, склонности и страсти У мудрых должны быть во власти: Не мудрым цепи их носить.
Нам всё употреблять для счастия возможно, Во зло употреблять не должно ничего; Спокойно разбирай, что истинно, что ложно: Спокойствие души зависит от сего.
Сам бог тебе велит приятным наслаждаться, Но помнить своего великого творца: Он нежный вам отец, о нежные сердца! Как сладостно ему во всем повиноваться!
Как сладостно пред ним и плакать и вздыхать! Он любит в горести несчастных утешать, И солнечным лучом их слезы осушает, Прохладным ветерком их сердце освежает.
Не будь ни в чем излишне строг; Щади безумцев горделивых, Щади невежд самолюбивых; Без гнева обличай порок: Добро всегда собой прекрасно, А зло и гнусно и ужасно.
Прощая слабости другим, Ты будешь слабыми любим, Любовь же есть святой учитель. И кто не падал никогда? Мудрец, народов просветитель, Бывал ли мудр и тверд всегда?
В каких странах благословенных Сияет вечно солнца луч И где не видим бурных туч, Огнями молний воспаленных? Ах! самый лучший из людей Бывал игралищем страстей.
Не только для благих, будь добр и для коварных, Подобно как творец на всех дары лиет. Прекрасно другом быть сердец неблагодарных! Награды никогда великий муж не ждет.
Награда для него есть совесть, дух покойный. (Безумие и злость всегда враги уму: Внимания его их стрелы недостойны; Он ими не язвим: премудрость щит ему.)
Сияют перед ним бессмертия светилы; Божественный огонь блестит в его очах. Ему не страшен вид отверстыя могилы: Он телом на земле, но сердцем в небесах.
Внимание! Уважаемые посетители сайта mfd.ru, предупреждаем вас о следующем: ОАО Московская Биржа (далее – Биржа) является источником и обладателем всей или части указанной на настоящей странице Биржевой информации. Вы не имеете права без письменного согласия Биржи осуществлять дальнейшее распространение или предоставление Биржевой информации третьим лицам в любом виде и любыми средствами, её трансляцию, демонстрацию или предоставление доступа к такой информации, а также её использование в игровых, учебных и иных системах, предусматривающих предоставление и/или распространение Биржевой информации. Вы также не имеете права без письменного согласия Биржи использовать Биржевую информацию для создания Модифицированной информации предназначенной для дальнейшего предоставления третьим лицам или публичного распространения. Кроме того, вы не имеете права без письменного согласия Биржи использовать Биржевую информацию в своих Non-display системах.
