Таких, как я бессмысленно жалеть: распятые, как вышивка на пяльцах - мы выбираем плавить, а не тлеть, и застываем шрамами на пальцах. Мы выбираем в море уходить, сирен перепевая там в два счёта. Топить и грабить чьи-нибудь ладьи, на абордаж ходить как на работу. Лицо подставив хлещущим ветрам, глядим вперёд, куда б Судьба ни била - мы не смиримся. У любой из драм есть свой конец — и нам любой по Силам. По силам всё. Пожар, банальный конь, любой дракон — и рыцарь тоже, впрочем. Мы — кровь и снег. Мы — море и огонь. Мы — волчий вой в лесу глубокой ночью. Мы — звон мечей, карающая плеть и тетива, поющая на пальцах... Таких, как мы — бессмысленно жалеть. Таких, как мы — учитесь опасаться! (с)
Будем жить… несмотря на капризы фортуны, На слова мудрецов и прогнозы врачей, Пусть желание спорить с судьбою безумно, В этом споре становимся только сильней! Будем жить… не позволив себе падать духом, И от вёсен сходить регулярно с ума, Лето снова придёт по проверенным слухам, Будет снежной и ласковой скоро зима! Будем жить… и напишем прекрасные строчки О любви бесконечной и нежности снов, Впишем чувства свои в теплоту многоточий, Если снова не хватит восторженных слов. Будем жить… новый день принимая, как чудо, Одолев, как трамплин, свой навязчивый страх. Научившись беречь и прощая друг друга, С благодарной улыбкой всегда на устах!!! Будем жить!!! (с)
Когда ты, встав от сна богиней благосклонной, Одета лишь волос туникой золотой, То пышно их завьешь, то, взбив шиньон густой, Распустишь до колен волною нестесненной —
О, как подобна ты другой, пенно-рожденной, Когда волну волос то. заплетя косой, То распуская вновь, любуясь их красой, Она плывет меж нимф по влаге побежденной!
Какая смертная тебя б затмить могла Осанкой, поступью, иль красотой чела, Иль томным блеском глаз, иль даром нежной речи?
Какой из нимф речных или лесных дриад Дана и сладость губ, и этот влажный взгляд, И золото волос, окутавшее плечи?
...а давайте я вам стихотворение поставлю...можно?
О нас..."поэтах" 11 января 2014 | Автор: klimspb | Категория: Стихи I Поэты неуживчивый народ. Здесь в выигрыше больше поэтессы. А у поэтов все наоборот. "Уколы", "шпильки", тут же "политесы"...
Ранимость в целом схожая черта Для всех, но наш поэт без кожи. И если кто его не прочитал, Тот и не жил пока еще. Похоже
Он знает все, про всех и обо всем - Ритор, несостоявшийся Спиноза. Он может быть рождественским гусем, (Но чаще - ягодичная заноза).
Поэт наш не простит, как ни проси, Кому-то запятой, кому-то точки, А мнения .... Да, боже упаси, На этом и кончаются цветочки.
К примеру: "Вы изволили пенек Изобразить ступенькой пьедестала. Метафора, увы, не ваш конек. Здесь раньше просто дерево стояло".
"В стихах, я вижу, вы изрядный спец. Я видел пень ступенью изваЯнной, А дерево увидеть мог слепец, Лишь тот, кто сам по пояс деревянный".
Баталии на уровне плевков Захватывают больше чем сюжеты, Того, что для потомков и веков, Готовят, как наследие, поэты.
У творчества и мысли на краю, На подступах к самой литературе, Упорно ищут свежую струю, Как новое явление в культуре
Поэты - дети. Оттого у них Все сложно и одновременно просто. И если "рост бывает" у одних, То у других нет "творческого роста".
Готовы ухо прокусить, губу Тому, кто прочитав (не по злобе же), В столь пафосном и пылком "бу-бу-бу" Банальное услышит "бе-бе-бе-же"...
Своя словеснопресная ботва, Что мед из улья или из колоды, (По сладости умноженный на два...) Дороже чем чужие корнеплоды.
Елей хвалы почаще нужно лить, Под нимбом поправлять любовно прядки. Поэта нужно.... Правильно...Хвалить! Или молчать...и будет все в порядке.
От читателя
II Философы, искатели пыльцы, Певцы неподражаемого, флера, Еще альтернативщики, мальцы, Приверженцы клубничного фольклора,
Бывалые, наставники, птенцы Так хочется спросить: "Зачем вам это?". Из лавра безразмерные венцы Здесь ожидают каждого...поэта.
Чёрная пятница. Полная версия 8 июня 2012 | Автор: Zмей Zелёный | Категория: Юмор Часть первая. Митинг для Собаки Баскервилей или Рандеву с Белой Горячкой.
Пёс был огромный и чёрный. И хотя в подъезде горела всего одна лампочка, где-то в районе пятого этажа, силуэт этой зверюги виден был почти чётко. Он стоял на площадке между вторым и третьим, преграждая мне дорогу. Буквально двадцать минут назад, когда я, проснувшись с дикого бодуна, отправился за пивом в ближайший киоск, его здесь не было. Я помнил это точно. Собак я, в общем-то, не боюсь, но согласитесь, – столкнуться посреди ночи в полутёмном подъезде с псиной, размером с небольшого телёнка, – удовольствие из малоприятных.
Первая попытка пройти мимо с помощью миролюбивого: «Пёсик-пёсик, на-на-на», и жестом доброй воли в виде протянутой руки, привела к обратному эффекту. Пёс оскалил клыки, а глаза, до этого почти неразличимые в полумраке, полыхнули мерцающим огнём. Вторая попытка: отступить на площадку ниже, похмелиться и выработать выигрышную стратегию, – также не увенчалась успехом. Пёс зарычал и сделал шаг навстречу. Ситуация становилась патовой.
Решение пришло резко и неожиданно: я задрал голову и, косясь на зверюгу, заорал из всех сил: «Уроды! Пса уберите!!!». Это заставило пса перестать скалиться. Он с интересом поглядел на меня, склонив голову набок, наверное, удивляясь моей находчивости. «Ты прикинь», – по-дружески обратился я к нему, ободренный сменой его настроения, – «И эти гады мечтают о присвоении подъезду звания образцового порядка!». Или ему не понравилось то, что я иронизирую по этому поводу, или он тоже был фанатом подъезда, и также мечтал об этом звании. Потому что опять оскалился. «Уроды!!!» – заорал я громче прежнего, – «Уберите собаку! Су-у-уки-и-и-и!!». И правильно выбранная тактика начала давать плоды. На площадке второго этажа щёлкнул замок, и я обернулся на звук открывающейся двери.
- Змей, ты чё, охренел? – буркнул полусонный Василич. – Ночь на дворе, а ты орёшь, как в жопу раненый! Я был несказанно рад появлению живой души и поэтому даже не обиделся на инсинуацию о ранении. - Василич, ты прикинь, какая-то зараза выпустила в подъезд пса, и теперь я никак не могу попасть домой, – начал я скороговоркой. - Пса? – удивился собеседник, окончательно просыпаясь. – Какого пса? Нет у нас в подъезде никаких псов, кроме моей Альмы, и Бульки с восьмого этажа. Альма дома, а Булька уж три дня не появляется, его ивановский Баклажан порвал на британский флаг. - Нет?! – обиделся я. – А это, по-твоему, что?! Я кивнул головой в сторону площадки между этажами. - Где? - Вот! - Хм… Змей ты это… – замялся он, – Ты как себя чувствуешь? - Нормально, только с похмелья трубы горят. Мы сегодня на работе Юркину денюху отмечали. - Мда, – осторожно продолжил Василич, – может у тебя того, – белка? Чёртики зелёные, голоса потусторонние, собаки мерещатся? - Мерещатся?! – задохнулся я от возмущения и, повернув голову, обалдел. Пса не было. Я протёр глаза, зажмурился, помотал головой, присмотрелся внимательнее, подёргав себя за мочку уха, – пёс исчез.
Зато по всему подъезду начали раздаваться звуки открываемых дверей и голоса вышедших на мои вопли жильцов. - Чё за херня?! – спрашивали на пятом. - У Змея, походу, белая горячка, – отвечали с восьмого. - Он задолбал! – возмущались где-то в районе четвёртого. - Так ему и надо! – поддакивали с шестого. - Опять кто-то насрал в подъезде? – спросили невпопад с пятого, будучи явно не в теме. - Лучше бы лифт потребовали отремонтировать, может, у кого-то диарея, – произнесли непонятно с какого, явно изменённым голосом. - Когда ЖЭК вкрутит лампочки?! – подключились откуда-то снизу. - Полдвенадцатого ночи!!! Дайте поспать! – рявкнули сверху.
Стихийно возникший митинг ширился и рос, наполняясь новыми голосами и мнениями. Но мне было наплевать. Я тупо лупился в то место, где буквально десять секунд назад был пёс. Пёс был. И я был в этом абсолютно уверен. Мне даже казалось, что я слышал его дыхание. Но, увы, при всём этом, я не мог найти ни одного подходящего объяснения – как и куда он пропал. Даже если согласиться с тем, что во время разговора с Василичем, пёс улизнул по лестнице вверх, тогда как объяснить то, что я, стоя буквально в трёх шагах, не слышал цоканья когтей по бетону? Нормальный пёс такого размера и веса просто обязан был издать эти звуки. Но я ничего не слышал!
- Вы задолбали!!! – раздался громогласный голос Никанорова, полковника в отставке и старшего по подъезду. – Блин, как собрание собрать, – хрен кого дозовёшься, а тут устроили митинг, мать вашу!!!
Наступила тишина. Только кое-где были слышны осторожные шаркающие шаги и звуки мягко прикрываемых дверей.
- Уроды! – буркнул Никаноров. Перегнувшись через перила, глянул на меня со своего освещённого этажа, хотел что-то добавить, но махнул рукой и ушёл, демонстративно хлопнув дверью.
- Василич, буду, вот тут, – продолжил я прерванный разговор, кивнув в направлении площадки между этажами, – стоял пёс. - Хм… – возразил тот, – и где он теперь?! - А хрен его знает, – растерялся я. – Может, под буйство митинга смотался? - Ну не скажи, если ко всему прочему ещё кто-то бы и пса увидал, тут уж не только митинг, тут целая демонстрация разразилась. Что-то возразить на это было трудно, и я замялся, не зная, что ответить. - Ладно, Змей, белка у тебя или нет, но… – Василич покосился на пиво в моих руках. - Не вопрос! – обрадовался я и на всякий случай заглянул вверх и на площадку третьего этажа. Пса нигде не было. – Пойдём пивка накатим, так сказать, в возмещение причиненных неудобств. - Идёт! – согласился он, и мы направились ко мне.
- Двери посильнее прихлопни, – сказал я, когда мы вошли в квартиру, – а то замок, зараза, перекосило и собачка (при слове «собачка» у меня по спине пробежал холодок) нормально не защёлкивается. Я явно становился мнительным.
Мы расположились на кухне, разлив пиво по огромным баварским бокалам. На закуску сгодились полпакета вчерашних креветок и охотничьи сосиски с завтрака.
Первый баллон мы осушили в один присест. - Слушай, – обратился я к соседу, закурив, и чувствуя как хмель мягко вступает в гудящую черепушку, – вот ты что хочешь думай, а собака, точно тебе говорю, – была. - Да ладно, Змей, перестань. С похмела и не такая хрень могла почудиться, а если ещё и белка… - Нету у меня белки!!! – сорвался я. - Все поначалу говорят – нету, – возразил Василич, разглядывая меня через стекло бокала с видом профессора, изучающего букашку в микроскоп, – а потом чёртиков зелёных в подъезде плодят. - Не пложу я никаких чертиков! Ни зелёных, ни синих, ни серо-буро-малиновых! - Все поначалу говорят – не пложу, – гнул свою линию собеседник. - Блин, Василич, я тебе ответственно говорю, – там! – я привстал со стула и ткнул пальцем в сторону лестничной клетки. – Там был огромный …
И замер на полуслове. Тыкая пальцем, я невольно посмотрел в сторону прихожей. Из темноты под вешалкой на меня неотрывно смотрели горящие мерцающим огнём глаза. А в отсвете кухонной люстры, пусть не чётко, но явственно просматривалась голова собаки. Мы встретились взглядами, и мне показалось, что пёс хищно улыбнулся, обнажив белеющие клыки…
Как правильно писать стихи? Какие правила нужны? Расценки, нормы, чертежи? Или поэзия души? А кто они?Великие творцы, Чтобы учить писать стихи? Перед полетом мыслей, И вдохновением души. Поставить частокол законов, Как писать стихи И как слагать нам рифмы!
В руках благословенный ключ держа, Богач не станет к злату торопиться. Так я, своей любовью дорожа, Не позволяю чувству притупиться; Не часты праздники, и каждый раз Моя душа возликовать готова, Так в ожерелье редкостный алмаз - Причина восхищения людского. Скупое Время прячет все в сундук, Разлукой он зовется - люди рады Ласкать его прикосновеньем рук. О, как великолепны в нем наряды! Надеждой встреч я в дни разлук богат, А в миг свиданья - радостью объят!
Во славу ветра ( Эмиль Верхарн Перевод В. Брюсова)
Ты, убегающий вперед По всем путям земли огромной, Ты, непреклонный, ты, бездомный, Куда твой дух тебя влечет? Люблю я воздух, ветр, пространство, Иду, куда — не знаю сам; Как ветр, свистящий по лесам, Несет меня непостоянство. Под солнцем ветер раскален, Но в комнате прохладен он; Смотри: перстами рук багряных Лаская целый небосклон, Он травы клонит на полянах. Юг, север, запад и восток, Как мяч, руками огневыми Иль кулаками ледяными Бросают вдаль воздушный ток. Он был в Неаполе, а после был в Мессине; Он жестом божества зажег верхи валов; Изрезав, положил пески в немой пустыне Узором белым вкруг зеленых островов; Истомен вздох его, дыханье слабо; с видом Смущенным перед ним трава дрожит чуть-чуть; А он меж тем, летя, коснулся к пирамидам И сфинксу древнему бросал песок на грудь. Но дни меняются, и ветр летит поляной, В одежде из дождя, в лохмотьях из тумана, Вот он приходит к нам из стран безвестной мглы, С Британских островов, с холодных скал Джерсея, Где тонут в небесах созвездия, бледнея, Где белым инеем сверкают скал углы. То — ветр без радости и без лучей; он стонет, По океану он блуждает, как слепой; Но лишь коснется он скалы иль камень тронет, Подъемлет бездна грозный вой. Когда весна поля к воскресшей воле будит, Зеленую траву ветр беспощадно студит. Вот он приходит к нам оттуда, где в Москву Глядится древний Кремль и золотые главы, Бросая в небеса багряный отблеск славы; Где ветр, озлобленный и дикий, наяву Вонзает зубы в степь; летит с полей Украйны В Германию и рвет кустарники, крича Медяным голосом, чтоб после, словно тайны, Легенды повторять, где льется Рейн, журча… Ветр, тот же ветр, зимой, в сияющие ночи, И даль и небеса белит и жгуче точит. Он с полюса пришел, где к леднику ледник Дворцы молчания возвел на белом снеге; Спокойный, дерзостный, упорствуя в разбеге, Как острие копья он заостряет пик; Овеяв хмурый Зунд, коснулся он Урала, Во фьордах пробежал, к Исландии проплыл, И над безбрежностью седых морей устало Он перья снежные отряхивает с крыл. Откуда б ветер ни пришел, Он, возвращаясь из блужданий По степи, лесу иль поляне, Весь — блеск, здоровье, произвол. Он землю целовал губами золотыми Везде, Над радостями был людскими И был с людьми в беде. Надежды, гордость, страсть, все, что бессмертно в мире, Что жажда вечная во глуби душ зажгла, Всё раздували в нас его четыре Крыла! В нем словно сердце есть, великое, святое, Что бьется, плачет, буйствует, дрожит, Он отдает его и в холоде и в зное, И там, где счастье ждет, и там, где скорбь грозит. О ветр! Тебя люблю, дивлюсь тебе, с волненьем Тебя пою, И твой текучий хмель, живучий, с умиленьем До дна я пью. Он существо мое величит, он, который, Пред тем как проскользнуть сквозь легкие и поры В меня и пламенем взыграть в моей крови, — То грубо-сильно, то глубоко-нежно, Безбрежно Мир обнимал объятием любви.
Причина удаления:
Перемещённое сообщение не будет удалено, только эта копия.
Используйте эту форму для отправки жалобы на выбранное сообщение (например, «спам» или «оскорбление»).
Внимание! Уважаемые посетители сайта mfd.ru, предупреждаем вас о следующем: ОАО Московская Биржа (далее – Биржа) является источником и обладателем всей или части указанной на настоящей странице Биржевой информации. Вы не имеете права без письменного согласия Биржи осуществлять дальнейшее распространение или предоставление Биржевой информации третьим лицам в любом виде и любыми средствами, её трансляцию, демонстрацию или предоставление доступа к такой информации, а также её использование в игровых, учебных и иных системах, предусматривающих предоставление и/или распространение Биржевой информации. Вы также не имеете права без письменного согласия Биржи использовать Биржевую информацию для создания Модифицированной информации предназначенной для дальнейшего предоставления третьим лицам или публичного распространения. Кроме того, вы не имеете права без письменного согласия Биржи использовать Биржевую информацию в своих Non-display системах.
