— Перед вашим выходом на биржу, в публичном пространстве звучал вопрос: каким образом АО «Новосибирскхлебопродукт» связан с ранее обанкротившимся одноименным ОАО?

— Наша компания никак не связана с обанкротившимся «Новосибирскхлебопродуктом». Тот «НХП» имел длинную историю, уходящую корнями еще в советский период. Нами была выкуплена торговая марка, фирменный торговый знак, логотип и право пользования. Нам всегда нравилось это отраслевое название. Поэтому связи нет, есть правообладание товарным знаком.

— Основная деятельность компании — трейдинг, соответственно, «НХП» — посредник. Как вы работаете с партнерами? Сельхозпроизводителями, например?

— Основная деятельность — трейдинг, но это формально. В состав нашей группы входят два производственных предприятия — «Татарскзернопродукт» и «Усть-Таркское ХПП», и компания у нас, все же, производственно-коммерческая. Помимо выполнения посреднических функций, мы работаем в определенной кооперации с сельхозпроизводителями.

С сельхозпроизводителями у нас давно установлены хозяйственные и кооперационные отношения. Наши партнеры согласовывают с нами свои производственные программы, поскольку им уже в начале сезона необходимо знать, что сеять, сколько, по какой примерно цене это можно будет реализовать.

Мы помогаем не только тем, что покупаем у хозяйства за справедливую цену его продукцию, мы его в принципе ориентируем, что будет находиться в высоком спросе, на чём ему, как производителю, можно будет заработать, поскольку обладаем глубокой рыночной информацией.

Также мы занимаемся финансированием производственных программ, поскольку наша задача — аккумулировать товарный объем, в рынок нужно выходить с определенным заделом. Этот задел мы создаем вместе с крупными сельхозпроизводителями, устойчивыми фермерским хозяйствами. Мы производим взаимное планирование — чем больше они понимают, тем точнее мы можем спрогнозировать предстоящий сезон.

Поэтому мы — далеко не посредник. Купи-продай — это не наша история, мы, в том числе, и производственники, и интеграторы продукции растениеводства на своих базисах. Мы — целая экосистема, которая обеспечивает и замыкает все эти процессы в то, чтобы это ехало, росло, продавалось и зарабатывалась прибыль.

— Почему у сельхозпроизводителей существует потребность в такой экосистеме? Почему производители не могут напрямую заключать контракты на продажу продукции на внутреннем рынке?

— Сельхозпроизводители исторически никогда напрямую контрактов на продажу продукции на внутреннем рынке, и, тем более, на внешнем рынке, не имели. Здесь вопрос компетенций. Вопрос того, что любому переработчику нужна стабильная по качеству и по количеству партия, важны сроки.

Никакому переработчику не интересно работать с сельскохозяйственной организацией, которая предложила ему 500 тонн, не имея своей инфраструктуры, лаборатории, не имея возможности подождать денег. Вопрос № 1 для сельхозпроизводителя — ликвидность в моменте.

Здесь как раз возникает наше «место под солнцем» — наша инфраструктура, элеваторы, лаборатории и технические компетенции по доведению сельхозпродукции до рыночной кондиции.

Сельхозпроизводители с поля привозят совсем не то, что ожидают переработчики. Наша задача привести это в соответствие с ГОСТом, сохранить, обеспечить железнодорожную логистику, которая, опять-таки, невозможна для сельхозпроизводителя. Мы оказываем большой комплекс. Плюс мы являемся определенным финансовым институтом, который выравнивает кассовые разрывы мукомолов и сельхозпроизводителей.

— Во всей, описанной вами производственной цепочке, заметное место занимают элеваторы. В 2014 году вы купили собственные элеваторы, сейчас используете только их или еще арендуете дополнительные?

— Зерновые и масличные культуры, с которыми мы работаем, хороши тем, что они хранятся длительный период. Это тоже позволяет маневрировать, понимая ценовую конъюнктуру, не думать о том, что зерно испортится. Элеваторы позволяют хранить запасы 5 лет и более, это дает возможность принимать взвешенные решения, без спешки и риска потери товара.

Для справки: в египетских пирамидах находят колбы с зерном — представляете, сколько им тысяч лет?

В 2014 году компания приобрела «Татарскзернопродукт» — это самый загруженный и самый западный элеватор в Новосибирской области, и «Усть-Таркское хлебоприемное предприятие» — которое используется, как опорная точка для элеватора «Татарскзернопродукт». Там мы перерабатываем, храним и сушим масличные, рапс, семена пивоваренного ячменя и другие культуры.

Решено было купить элеваторы по той причине, что должна быть производственная опорная точка. Обоснование решения было простым — клиентская база компании заметно выросла, и мы поняли, что должны иметь свои производственные мощности для того, чтобы комбинировать качество, иметь возможность хранения. Где-то «проситься в гости» уже несерьезно. Ну, и, на самом деле, просто системные требования рынка. Сегодня компания идентифицируется не деньгами. Деньги — совершенно обычный инструмент.

Мы ведь храним и коммерческое зерно, и государственное. На элеваторах по госконтрактам мы занимаемся долгосрочным хранением государственного интервенционного фонда зерна.

Стараемся, конечно, максимально загружать собственные производственные мощности, но у нас есть трейдинг, как одно из направлений. Мы работаем с 3-4 надежными элеваторами Омской области и Алтайского края. Это, можно сказать, наши партнеры — больше, чем просто элеваторы. Ну, и портовые мощности, где мы имеем обособленное хранение — это «Ейский морской порт», порты «Приазовь», Виста.

В принципе, инфраструктура разумна — мы используем перевалочную базу там, где конъюнктура выгодная, ну и максимально загружаем внутренний контур предприятия.

— Насколько затратно обслуживание и проведение ремонтных работ на элеваторах?

— Элеватор — это сложный комплекс, там много подъемных механизмов, много энергетики. Сегодня строительство по тем проектам, которые были в Советском Союзе, практически невозможно, ввиду того, что это серьезная дороговизна.

Трейдинг отделен от элеватора. Элеватор, как производственный комплекс, осуществляет перевалку, сушку, хранение. Мы, внутри контура, как обычные клиенты, платим ему каждый день за эти услуги.

Элеватор приносит доход, а не только сам себя кормит. Мы имеем возможность инвестировать порядка 20 млн руб. в год на его техническое перевооружение, повышение энергоэффективности. Два года назад самостоятельно построили газопровод.

Имеем высокую конкурентоспособность на рынке элеваторных услуг по сушке зерна из-за того, что у нас себестоимость на газе довольно невысокая. Эти услуги мы предоставляем и сельхозпроизводителям и не обижаем их тем, что выставляем какую-то высокую цену за услуги.

Сегодня много элеваторов, но мало кто умеет делать то, что умеем мы.

— В 2018-м и первой половине 2020-го года объем экспорта в выручке — почти 50%, в 2019 — 25%. Почему в 2019 году было такое снижение долин экспорта в вашей выручке?

— На выручку оказывают влияние сразу несколько факторов. Первый фактор — влияет на пропорции экспорта в общей выручке — валютные колебания, второй —конъюнктура рынка. Мы в любом случае учитываем потребности рынка и объемы мирового производства. У нас товар биржевой, отсюда и всем понятные возможные вилки в выручке.

Но мы для баланса активно работаем и на внутреннем рынке, чтобы не зависеть только от внешней стороны. Компания изначально развивалась от внутреннего рынка, но для диверсификации общеэкономических рисков три года назад было принято решение структурировать выручку в пользу валютной части для поддержания стабильного денежного потока, ввиду того, что и покупательная способность зарубежных партнёров более стабильная, и умение работать с курсовыми разницами у нас есть.

Используем хеджирование, брокерский счет, валютные свопы, что для зернового рынка впервые было сделано в рамках нашей деятельности. Это, можно сказать, экзотика.

Но балансиром для нас всегда выступает внутренний рынок. Если внешний рынок имеет меньший ценовой паритет, то внутренний рынок — очень ёмкий, и наши коммерческие связи с ключевыми переработчиками зерна нам эту тему выравнивают довольно успешно.

— Кто в компании отвечает за «международные отношения» и заключение экспортных контрактов? Насколько сложно проводить такие сделки из Новосибирска?

— В нашей компании за международные отношения отвечает один из партнеров — Николай Дунаев, который имеет более чем 20-летний опыт международной торговли как из-за рубежа в Россию, так и из России за рубеж.

Так что органически вписаться и в иностранный банкинг, и в юрисдикцию, и в особенности менталитета бизнеса (в том числе одного из наших ключевых рынков —Турции) — сфера ответственности нашего партнера. Решения принимаются коллегиально, но Николай является хэдлайнером.

Сделки готовятся довольно тщательно. По валютным рискам, как я говорил, мы хеджируем. Международная торговля, в отличие от внутрироссийской торговли, осуществляется по международным правилам GAFTA. Эти правила прозрачны, существует международный арбитраж, и все его придерживаются.

Контракты, как правило, двуязычные. Мы активно работаем с Турцией и Китаем, осваиваем европейские рынки. Как раз сегодня отгружаем зерно из Ейска в Италию, до этого была отгрузка в Албанию, Грецию. Через Черное море взаимодействуем с рынками Евросоюза, и с Турцией. Компания имеет свою торговую структуру за рубежом (в Турции), мы знаем действительные актуальные параметры сделок и запросы более чем 70-ти ключевых потребителей (брокерских компаний).

Есть склады в Турции, где мы, понимая движение рынка внутри страны, иногда отставляем товар в рост, и, в течение месяца-двух уже совершенно с другой экономикой реализуем через наш турецкий офис. Работает целый пул международников и на стороне России, и на стороне Турции, которые обслуживают, в том числе, и европейские рынки.

И отвечая на сложность процесса из-за географического расположения — мы ведем отгрузку не только из Новосибирской области. У компании есть экспортные подразделения на юге страны — отгрузка идет из Ейска («Ейский морской порт», порт «Приазовье», порт «Виста») и из Ростовской области. Там находятся представительства, и мы сразу на южном рынке откупаем крупные объемы, судовые coster от 3 тыс. тонн. Бывает, сразу прямая перевалка, бывает, отставляем на хранение.

— В какие страны еще планируете выход? Африка была в планах, а кроме нее?

— В 2019 году мы работали с Ираном. Кстати, не каждая компания может это организовать — Исламские банки специфичны, часть вопросов по Ирану находится под санкциями. К счастью, это не касается продовольствия. Российские банки к этому тоже относятся специфично. Но наша многоступенчатая структура позволяет работать. Иран мы расцениваем как очень перспективный рынок.

Вышли на Китайский рынок по масличным культурам (по льну). Сегодня мы лён грузим через Монголию, через Суйфыньхэ (Дальний Восток) и через Забайкальский край (Маньчжурию). Это довольно новый для нас рынок, но очень интересный.

Горох отгружали в Германию, через Прибалтику.

Буквально в этом году открыли для себя Бельгию (порт Genta) — это ключевой потребитель льна для европейской кондитерской промышленности.

Эти рынки мы динамично осваиваем, заходим. Африка в планах тоже есть, но мы тут идем более длинной комбинацией, поскольку зерно в Африку, учитывая специфику континента, поставлять сложновато. Но мы и цели такой не ставим.

Следующий этап нашей кампании — строительство мельницы в Турции. Отгружать планируем уже готовую продукцию с добавленной стоимостью.

Предполагается не закупать сырье в Турции, а поставлять из Новосибирской области, с Юга России и перерабатывать его на своих турецких мощностях. И далее уже с этой продукцией в Африку вполне реалистично заходить.

Мы уже проработали логистику с представительствами в Саудовской Аравии, с Конго (Браззавиль), с Эфиопией. Африка — это для нас перспектива 3-х лет.

— Насколько высока конкуренция на экспортном рынке?

— На экспортном рынке, да и на внутреннем, конкуренция высокая — есть доля транснациональных компаний, ТОП-10 компаний, но у нас свой сегмент.

Крупные компании работают судовыми партиями — панамаксами, хэнди (30, 50, 80 тыс. тонн). У нас своя стратегия — мы работаем coster от 3 тыс. тонн. Это дает большую мобильность, и возможность более живо реагировать на конъюнктуру.

Конкуренция на внешнем рынке, конечно, существует, но Россия — лидер, занимает 1-е место в мире по производству пшеницы. При этом, сибирское зерно высоко ценится за рубежом в виду его высокой энергии (обусловлено природными факторами). Мы просто нашли свою нишу. В этом смысле конкурентные процессы сглаживаются. Конечно, они заметны и чувствуются в работе, но мы умеем работать в конкурентной среде — это факт.

— Есть ли у компании понимание текущей доли на российском рынке и какие цели вы ставите по этому показателю на 3-5 лет?

— В масштабах Сибирского федерального округа компания заметна. Российский рынок, понятно, более специфичный. Искать свою долю на федеральном рынке будем попозже. Планируем наращивать именно экспортное присутствие. Считаем южное направление перспективным. Можно, как минимум, 200-300 тыс. тонн отгружать именно с южного кластера (Южный федеральный округ), ну и Сибирь, традиционно наши 300 тыс. тонн.

Плюс мы видим перспективу расширения в сторону Китая — очень платежеспособный интересный рынок. В рационе китайцев много масла, поэтому мы, в рамках наших операционных отношений, сельхозпроизводителей ориентируем на такое маржинальное направление, как масличный лён, рапс.

— Почему решились на выпуск облигаций? Какова цель привлечения инвестиций?

— Не было сомнений «решиться-не решиться». Мы видим, что даже политика государства сегодня направлена на привлечение небанковского финансирования. В основном, мы обладаем достаточными собственными оборотными средствами, но, ввиду того, что есть планы увеличения доли на рынке, и не только в Новосибирской области, мы, кроме классических банковских, присматривались к таким инструментам, как облигации.

В 2018 году мы победили в конкурсе Московской биржи в номинации «Лучший экспортёр Сибири», и «Юнисервис Капитал» предложил проработать организацию выпуска облигаций.

Мы обдумали это предложение. Перспективность длинных денег для нас очевидны. Кроме того, мы видим, что это цивилизованный рынок. Агропромышленный комплекс сегодня, и, в принципе, всегда был растущим. Зоны дефицита продовольствия в мире известны на 50 лет вперед.

Цель привлечения инвестиций — попробовать этот инструмент. Есть некоторые планы по расширению элеваторных ёмкостей, мощностей единовременного хранения, и вообще, развитие бизнеса.

— Поработать с МСП Банком или МСП Корпорацией удается далеко не каждому эмитенту облигаций. Почему было решено привлечь институционального инвестора?

— Мы знаем, что спрос на облигации есть. МСП Банк мы не ангажировали для каких-то конкретных целей, абсолютно. Просто провели переговоры и приняли его в пул инвесторов. Интересы рыночных инвесторов тоже не ущемлены. А дальше посмотрим — на второй, на третий выпуск, мы, наверное, порадуем и рыночных инвесторов.

Мы не сомневались, в том, что облигации разойдутся на свободном рынке. Подтверждается наша уверенность стоимостью облигаций на вторичном рынке — за первые 1,5-2 недели торгов прирост составил 4-5% к номиналу.

— Насколько тесно пришлось общаться с представителями МСП Банка? Участники рынка знают, что они очень щепетильно относятся к анализу тех компануй, бумаги которых планируют купить.

— Да, действительно МСП банк достаточно плотно изучал компанию, проводил аналитику, считал риски — делал все, что положено банку. Но, учитывая нашу безупречную кредитную историю, интересный баланс, большую долю собственного капитала относительно суммы облигационного займа, для банка мы, с учетом, нашей динамики, интересны.